Тысячу раз умереть. Михаил Дабар

в честь алтайского бога подземного мира. Ох уж эти родители. Я даже удивлен, как моя мать согласилась принять такое имя. У меня есть два объяснения. Первое – папа ее обманул и сказал, что это какое-нибудь древнегерманское имя. Второе – папа сказал ей правду, но она все равно согласилась. Хотя, зная мою мать сейчас, ярую сторонницу матриархата, второе вызывает у меня большие сомнения. Возможно, в молодости, она была другой, и на нее так повлиял развод с моим отцом. Но я почему-то уверен, что она всегда была такой, папа ее просто обманул.

      Иногда я думаю, что, если бы мои одноклассники узнали историю происхождения моего имени, проблем в школе у меня было бы гораздо больше. Их и так хватало, но вот Эрлик – царь подземного мира… Я уверен, если бы они это знали, однажды на мою парту упала бы горстка дождевых червей и меня бы попросили запрячь их в колесницу или заставить станцевать. Если бы это ограничилось только червями, было бы хорошо. Боюсь представить, что было бы, притащи мои одноклассники в класс дохлую крысу или раздавленную на дороге кошку.

      Но ничего подобного в моей жизни не было. Отчасти благодаря курсу школьной программы – алтайскую мифологию в ней не проходили. Отчасти благодаря нелюбознательности моих одноклассников, хотя в век интернета найти происхождение моего имени им не составило бы труда. Но я ведь тоже слепо верил своей матери, так что обвинять их в отсутствии любознательности не имею никакого права.

      На самом деле в необычном имени есть что-то особенное. Обладатели таких вам это подтвердят. Круто, когда ты уникален. Это как новый дорогой телефон, который есть только у тебя. Но при этом имя приобретается с рождения, и если кто-нибудь еще может купить этот же дорогой телефон, то вот поменять свое имя у него не получится. Правда, в наше время можно и имя поменять, но это все равно будет уже не так круто. Словно кто-то купил этот новый телефон спустя пару лет и хочет быть таким же крутым, как и тогда, когда телефон был новый.

      Я чувствовал себя особенным. Даже когда мои одноклассники обзывали меня, я чувствовал эту особенность. «Эрлик-педик» звучит не так круто, как «Вовка-морковка», или лидер среди всех детских оскорблений «Антон-гондон». Но еще больше свою особенность я ощутил, когда понял, что могу делать вещи, недоступные остальным. И мне кажется, что мое имя здесь играет не меньшую роль, чем оскорбления и унижения в смерти моего одноклассника, выбросившегося из окна.

      Людям свойственно запоминать то, что произошло с ними впервые. Первый прыжок с парашюта, первая пьянка, первый секс. Они любят это, хотя во время первого прыжка с парашютом им страшно, водка кажется невероятным дерьмом, и в голову лезут мысли, как это вообще можно пить, а от первого секса остается только воспоминания о стыде за собственную неуклюжесть. Однако, второй, третий, четвертый секс и прыжки с парашютом забываются, а вот первый никогда. Если вы разбудите любого человека посреди ночи и спросите его, каков был твой второй секс, он не вспомнит. А вот обстоятельства первого: дату, время, партнера, ощущения, даже некоторые подробности самого акта, он воспроизведет с такой легкостью, словно это было вчера. Конечно,