Имя женщины – Ева. Ирина Муравьева

очень теплой и сухой рукой, украшенной кольцами, и тихим голосом попросила садиться. Вошла Эвелин в клетчатом платье, бегло взглянула на Фишбейна и горячо покраснела. Первый раз он заметил страх в ее глазах, и ему стало не по себе.

      Миссис Тейдж сказала, что всегда мечтала побывать в России. Потом поинтересовалась, насколько там развита благотворительность. Фишбейн отвечал очень хрипло, неловко. Горничная, пожилая, с неприятно поджатым ртом, внесла серебряный поднос с чаем. Марта Мария Тейдж сама разлила чай, крохотными щипчиками положила себе кусочек сахару и поинтересовалась у Фишбейна, работает ли он еще в магазине. Он ответил, что, да, работает.

      –  Но это ведь временное ваше занятие? – спросила она очень тихо.

      –  Не знаю, – ответил Фишбейн. – Пока что не думал об этом.

      Марта Мария Тейдж ничего не ответила, но легкое удивление скользнуло по ее лицу, как будто бы он произнес что-то нелепое. Она сидела, прямая и очень бледная, глаза ее были похожи на глаза Эвелин, и всякий раз, когда она протягивала руку, чтобы подлить себе или Фишбейну чаю из белого, с крохотными голубыми цветочками, английского чайника, на правой руке ее вспыхивал камень в одном из тяжелых колец. Тогда он решился и хрипло спросил, не возражает ли она, если они с Эвелин поженятся. Миссис Тейдж немного помолчала. Потом высказала надежду, что он зарабатывает достаточно и сможет сам содержать свою семью. Фишбейн закусил нижнюю губу и ответил утвердительно. Тогда он еще не знал, что дни Марты Марии Тейдж сочтены. Об этом не знал никто, кроме нее самой, доктора и медсестры. Диагноз поставили за две недели до знакомства миссис Тейдж с молодым человеком, который родился в Советской России, воевал в Корее и теперь собирался жениться на ее дочери. Фишбейн был уверен, что когда она говорила, что самое главное – это успеть правильно распорядиться деньгами, она нисколько не преувеличивала: ей действительно хотелось раздать все, что было, оставив при этом их с Эвелин без гроша. Может быть, только болезнь помешала ей. Но дочь не должна была жить с человеком, который стремится к наружному блеску. Она не для этого с раннего детства читала ей, крошке, Евангелие, они не для этого плакали вместе, когда представляли себе, как Христос страдал на кресте. Жених ее дочери был из чужой, далекой страны, где не верили в Бога, и это пугало ее. Но Эвелин так и сияла. Мешать ее счастью было бы странно.

      Они поженились, и Фишбейн снял скромную квартирку на Пятьдесят седьмой улице, неподалеку от магазина «Стэнвей и сыновья». Миссис Тейдж дала им ровно столько, чтобы хватило на оплату первых двух месяцев. Они въехали в чистенькие три комнаты с высокими потолками и выходом в собственный маленький сад, где жили лохматые синие птицы, которые в этом саду вили гнезда, и в гнездах рождались птенцы.

      Они оба знали, что Марта Мария Тейдж страдает мигренями, и доктора все никак не могут подобрать ей правильные лекарства. О своем смертельном диагнозе миссис Тейдж не сказала никому. Фишбейн даже подумал потом, что, может быть, она, во всем положившись на Господа Бога,