Девочка без имени. Александр Эдуардович Гуйтер

ось выходить наружу, и он сидел уже целых полчаса, ожидая, что дождь закончится.

      – Ты что, ждёшь, когда кончится дождь? – спросила Айко, хозяйка и официантка одновременно.

      – Угу, – буркнул Тану и отхлебнул из чашки.

      – На небо посмотри, – усмехнулась Айко, – он точно всю ночь идти будет, а, может, и весь завтрашний день.

      Это Тану и без неё знал: достаточно было посмотреть на бесконечно-серое небо, чтобы понять, что дождь и не думает заканчиваться. В такие дни Тану казалось, что это навсегда, что этот дождь, раз начавшись, уже никогда не прекратится, что небо навсегда останется серым и безжизненным, а всё живое утонет в тумане.

      – Тоска, – сказал Тану.

      – И не говори, – поддержала Айко. – Мне в такие дни хочется сидеть на диване перед телевизором, укутавшись в плед и пить горячий шоколад или что покрепче. И ещё чтобы шторы были закрыты, чтобы не видеть того, что снаружи.

      – Раньше считали, что дождь это романтично.

      – Кто считал-то? – усмехнулась Айко. – Всякие поэты да писатели! Вот взять бы этого романтика, отправить на улицу под дождь дня на три!

      – Думаешь, ему разонравится? – улыбнулся Тану.

      – Уверена. Когда от холода и сырости зуб на зуб не попадает, тебе точно не до всякой романтики!

      Тану вспомнил, как когда-то, ещё в школе, читал стихи поэта, воспевавшего дождь. Стихи он не помнил, имя поэта забыл, но смысл прочитанного в памяти сохранился.

      – Помню, как читал, что кто-то называл дождь слезами неба. Знаешь, там так хорошо написано было! Мол, мы все плачем по кому-то или из-за кого-то, а небо плачет по всем нам.

      Айко фыркнула и рассмеялась.

      – Глупости это всё! Дождь он и есть дождь! Вода и только! Хотя, знаешь, – она облокотилась на стойку и подпёрла подбородок кулаком, – в этом что-то есть. Вот, чёрт!

      – Что?

      – Да что-то мне тоскливо стало. Может, выпьем по стопочке?

      Тану редко выпивал: под действием алкоголя тоска, испытываемая им чуть ли не постоянно, становилась просто невыносимой. В голову лезли тяжёлые мысли о смысле жизни, собственной никчёмности, тоскливые воспоминания о чём-то упущенном и потерянном и отчаяние от того, что в будущем ничего не изменится. Он не знал, что именно хочет изменить и от этого становилось лишь тяжелее.

      Но сейчас он хотел согреться.

      – Давай, – кивнул Тану. – Слушай, а налей мне ещё кофе и влей в него стопку.

      Айко посмотрела на кофеварку.

      – Тут как раз на одну чашку осталось, – сказала она. – Сейчас разогрею.

      Она нажала кнопку и достала из-под стойки початую бутылку коньяка.

      – О, закипает. Ну, давай чашку!

      Тану допил остатки и протянул чашку Айко. Та налила кофе и разбавила его коньяком.

      – Как крепко! – сказал Тану, отпив из чашки.

      – Пятьдесят на пятьдесят! – усмехнулась Айко. – Самая лучшая пропорция!

      Она отхлебнула из бокала, поморщилась и шмыгнула носом.

      – Всё-таки я простыла.

      – Промокла с утра?

      – Да, – кивнула Айко. – С утра встала, в окно смотрю – туч вроде нет. Ну, я зонтик и не взяла, а только от дома отошла, он и начался. Я уж домой не пошла, а то бы к открытию не успела, да и переодеться тут есть, во что, – она снова отхлебнула. – Но промокла, как собака. Пришла, в зеркало посмотрела, а у меня даже губы посинели!

      – Коньячком согрелась? – улыбнулся Тану, почувствовав, как по телу разливается приятное тепло.

      – Ага, сейчас! – фыркнула Айко. – В начале рабочего дня! Нет, исключительно кофейком.

      Тану хлебнул и посмотрел в окно.

      – Нет, это никогда не закончится, – сказал он, – хоть всю ночь просиди.

      Он посмотрел на часы и присвистнул:

      – О, так уже почти девять! Надо домой идти.

      – А мне надо закрываться.

      – Так рано ещё вроде.

      – Ты думаешь, кто-нибудь придёт? – ухмыльнулась Айко. – За последние полтора часа только ты один и зашёл.

      В этот момент колокольчик двери звякнул и в кафе вошёл пожилой мужчина в чёрной одежде проповедника Нового Рассвета. Он вытер мокрое лицо, фыркнул и принюхался.

      – Ну и погодку послали нам небеса! – с улыбкой сказал он, подойдя к стойке.

      – Не то слово, – ответила Айко, пряча бокал.

      Её движение не осталось незамеченным.

      – Не волнуйтесь вы так, – лукаво прищурился проповедник, – я всё понимаю. Мне в такую погоду тоже порой хочется согреться чем-нибудь крепким. Но, увы, – тут он развёл руками и с улыбкой посмотрел на Тану, – приходиться довольствоваться исключительно кофейком. Иногда даже синтетическим!

      Тану понимающе кивнул:

      – Да, синтетика это гадость.

      – И не говорите! – воскликнул проповедник, присаживаясь за столик. – Мне кофе с одной ложкой сахара!

      Айко