Неподобный. Дмитрий Андреевич Шашков

выглядят похожими на аналогичные члены людей, но на этом сходство, на мой взгляд, заканчивается. То, как люди говорят, действуют, ведут себя друг с другом и со мною в корне отличается от того, как всё это делаю я. Мне кажется, телесное моё сходство с ними только ещё более всё осложняет. Если бы я был, например, огромным насекомым, от меня не ждали бы людских реакций и поведения; противоречие было бы прежним, но обе стороны – я и они – были бы к нему готовы. Ведь насекомое совсем не похоже на людей!..

      Так было всегда, сколько себя помню. Сколько я живу, затрудняюсь сказать, иногда мне кажется, что очень давно, иногда, наоборот, всего ничего. Знаю, что люди считают своё прожитое время, возможно даже считают также и моё прожитое время, но я так не делаю. Не знаю, почему, так уж сложилось. Это одна из моих тайн, которую я ужасно не хотел бы, чтобы они обо мне знали, – я почему-то уверен, что им это покажется диким и возмутительным. Я издавна замечал, что многие моменты моего поведения, моей жизни, кажущиеся мне совершенно естественными, вызывают у них реакцию раздражения. Когда-то, когда я был совсем маленьким, они даже то и дело говорили мне про то и это: «Не делай так!». И этот окрик мне до сих пор нередко снится, хотя они давно уже так не говорят, а силятся скрывать свои чувства, но я всё же понимаю, что по-прежнему то и дело вызываю у них раздражение. Это одна из причин, почему я предпочитаю быть один. Хотя я уже неплохо научился выносить присутствие людей рядом, даже в моей комнате, всё же долго делать это мне очень тяжело. Они, бывает, приходят, подолгу остаются рядом со мной, в одной комнате, говорят что-то совершенно несущественное, и оттого весьма странное и подозрительное, смотрят на меня своими тяжёлыми взглядами, иногда даже заглядывают в глаза, чего я совершенно не переношу… Я вот никогда на них не смотрю, почему же они так делают?! Я в таких случаях обычно просто сижу, сцепив руки, чтобы придать своему телу целостность, и терпеливо жду, пока они уйдут. И они, наконец (поняв, возможно, моё состояние), рано или поздно уходят, надо только терпеливо подождать. Понимают ли они при этом что-то обо мне, или просто насыщаются моим ужасом?

      * * *

      Солнце через оконные стёкла косыми лучами освещает мою постель и всю комнату, где я обитаю, сколько себя помню. С этого начинается каждый новый день. Я, впрочем, всегда стараюсь побольше использовать для бодрствования ночь, потому что в ней, как правило, меньше посторонних звуков, а люди почти всегда спят. Для сна же я, поэтому, частично задействую день. Вообще, время после пробуждения всегда самое трудное для меня, так что я стараюсь подольше оставаться в постели. Осматриваю внимательно стены, потолок, на которых знаю каждый квадратный сантиметр, каждую завитушку обоев, узоры которых напоминают фантастических животных и птиц, – рассматриваю по очереди каждую из этих тварей, одних грозных, других забавных – вот жук с огромными рогами, вот грустная птица без крыльев, вот паук со стальными жвалами. Всё это, однако, настолько знакомое и родное, что совершенно не страшно, а напротив, очень помогает мне проснуться и собраться с мыслями. А на потолке надо мной нахожу раздавленного давным-давно комара – его прихлопнул когда-то один из людей, сняв с ноги тапок, и перехватив тапок за носок, как дубинку, ударил каблуком… Каблук по сравнению с комаром – огромен, примерно как весь этот нависающий надо мною потолок по сравнению со мной…