Хельмова дюжина красавиц. Ненаследный князь. Карина Демина

заткнула себе рот конфетой. Шоколадной. С орехами. Ей-то точно запоры не грозили, впрочем, как понос, краснуха и прочие детские, давным-давно изжитые болезни.

      – Полюшка, почитай свои стихи…

      – Ну ма-ам…

      – Почитай, сказала.

      Аполлон со вздохом поднялся, вытер лоснящиеся пальцы о рубаху и, выпятив для важности грудь, прочел:

      – Однажды, в погожую летнюю пору, корова нагадила подле забору…

      Модеста Архиповна поспешно подняла граненый стакан с медом, притом хитро рукой заслоняясь, осы притихли, а Гражина Бернатовна захлопала, всем видом своим сына поддерживая.

      И опять в Евдокию вперилась.

      Надобно что-то сказать… Аполлон вон ждет, ковыряет пальчиком скатерть, смущение изображая.

      – Жизненно, – оценила Евдокия.

      И жених, глядевший на нее искоса, с опасением, должно быть почуяв в будущей супруге нездоровые критические наклонности, духом воспрял.

      – А то! Корова-то соседская… нагадила, а оно и воняет… вот и сочинилось. Там еще мухи были. Но я про мух писать не стал.

      – Отчего же?

      – Рифмы не нашел. – Аполлон стыдливо потупился. – Мухи… и мухи… а два раза если, то это уже повтор будет. С повтором уже нехорошо.

      – Мухи… духи… – пробормотала Евдокия, сдерживая смех.

      – Мухи… духи… мухи…

      Аполлон застыл. Взгляд его затуманился, рот приоткрылся; и оса, до того витавшая над сахарными локонами, стыдливо присела, не желая, верно, гудением своим прерывать тонкий творческий процесс.

      – Придумал! – воскликнул Аполлон, ударяя в грудь пудовым кулаком. – Это… сейчас я… во! А над кучей мухи витают, точно духи!

      Евдокия поспешно заткнула себе рот яблоком. Жених же, упершись в стол указательным пальцем, попросил:

      – Выходи за меня… музой будешь.

      Заманчивая перспектива.

      – Я… – голос Евдокии дрогнул, – подумаю.

      Естественно, заявление это было встречено будущей свекровью без должного понимания. Она поднялась и, обойдя стол – Гражина Бернатовна ступала важно, и колокола длинных юбок колыхались, – остановилась рядом с сыном.

      – Думай, – сказала она. – Да не задумывайся. Мы небось в женихах не застоимся.

      Погладила по кудрям, спугнув притихших ос. Кудри же под нажимом ласковой материнской руки захрустели.

      – Мам, а можно я себе потом собаку заведу?

      – Собаку? Ну зачем тебе собака, дорогой? – сказала Гражина Бернатовна и вытерла платочком лоснящиеся губы дитяти. – От собаки шерсть и блохи… а еще вдруг укусит?

      …правильно, жена – она всяко собаки лучше.

      К счастью, гости на чай задерживаться не стали. Должно быть, Гражина Бернатовна опасалась, что Евдокия коварно скормит драгоценному ее отпрыску не только шоколадные конфеты, но и крыжовенное варенье, на которое…

      Чушь какая!

      Евдокия потрясла головой: нет уж, она скорее в монастырь уйдет, чем замуж…

      – Ну и этот-то чем нехорош? – поинтересовалась маменька, макая в чай баранку. Пила она красиво, переливая чай из чашки в блюдце, а то