Океан безмолвия. Катя Миллэй

не хотите сообщить нам о себе какие-нибудь три факта? – спрашивает она так, словно обращается к дебилке, которая понятия не имеет, что происходит вокруг.

      Наконец я бросаю ей кость: чуть заметно качаю головой. Нет.

      – Ну же. Не робейте. Берите пример с остальных. Это ведь так просто. Никто не просит, чтобы вы раскрывали какие-то свои страшные тайны, – весело говорит фея.

      Это хорошо, что никто не просит, иначе от моих страшных тайн ей бы кошмары стали сниться.

      – Представьтесь хотя бы, пожалуйста, – наконец просит мисс Дженнингс, идя на попятную. Она явно не из тех, кто готов состязаться в борьбе характеров. Ее терпение на исходе.

      Я снова качаю головой. Я по-прежнему смотрю ей в глаза, и, полагаю, ее это выбивает из колеи. Мне жаль мисс Дженнингс, но ей следовало выполнить свою домашнюю работу до занятия. Как это сделали остальные учителя.

      – Ла-адно, – тянет она, и ее тон меняется. Видно, что она начинает злиться, но и я – тоже. Я разглядываю темные корни ее волос. Надо же хоть на чем-то сосредоточиться, пока она, опустив голову, просматривает что-то – вероятно, классный журнал, – лежащее перед ней на планшете. – Пойдем методом исключения. Вы, должно быть… – она умолкает, улыбка на мгновение сходит с ее губ, и я понимаю, что до нее дошло, ибо лицо мисс Дженнингс совершенно иное, когда она снова поднимает голову и обращает на меня взгляд: – Простите. Вы, должно быть, Настя.

      На этот раз я киваю.

      – Вы не разговариваете.

      Глава 4

Настя

      Все решения, что я принимаю с тех пор, как моя жизнь внезапно полетела в тартарары, ставятся под сомнение. Всегда находятся люди, которые, наблюдая со стороны, только и ждут, чтобы раскритиковать мои поступки.

      Те, кого жизнь никогда не била по башке, уверены, что точно знают, как нужно реагировать на то, что твой мир разрушен. Те, кто пережил трагедию, считают, что со своей бедой ты должен справляться точно так, как они. Как будто есть учебник, в котором прописано, как можно уцелеть в аду.

      В начале четвертого я подъехала к дому Марго. К этому времени я уже взмокла от облегчения или, может быть, просто вспотела, потому что здесь невообразимо высокая влажность. Как бы то ни было, я не ропщу, потому что впервые за день я свободно вздохнула. В общем и целом, могло быть и хуже. После пятого урока молва быстро распространилась, но учебный день, слава богу, был почти на исходе. Полагаю, к завтрашнему дню уже вся школа будет знать, ну а потом будь что будет.

      Даже седьмой урок – факультатив по риторике (жестокая шутка!) – прошел относительно без эксцессов, а это о многом говорит, учитывая, что с речью у меня проблемы. Нас опять посадили в круг, но к этому времени я уже была невосприимчива ни к своему собственному страху, ни к шепоту у меня за спиной.

      Мой добрый приятель Дрю тоже был там. Он не сел рядом со мной, и слава богу: его дурацкие реплики ничего не стоило игнорировать, но я боялась, что мне придется отбиваться от его лап. Радовалась я недолго, до тех пор, пока не сообразила, что в кругу