Нота «Свет». Татьяна Селезнева

таял в седых лучах

      Неземного солнца. Погоды лётной у пилота сердце устало ждать —

      Он крылом коснётся своей свободы, научившись снова в огне дышать.

      …Для тебя я утром сотку кольчугу из стеблей крапивы и нитей звёзд,

      Ты взлетишь, как тень, по тропинке лунной, я сотру ладонью дорожки слёз,

      На настенной карте, помятой ветром, нарисую твой голубой маршрут,

      По глуши пустыни, на край планеты, где твой рейс почтовый, как лета, ждут.

      У тебя глаза – словно небо в бурю, грозовые тучи полны дождём,

      Я тебя дождусь – в синеве лазури ты вернёшься ранним июньским днём.

      …и пилот, скучавший по звону света, по росе заплаканных облаков,

      По теплу мотора, по звукам эха, улыбнётся ласково и легко.

      И в зелёном море играет ветер, самолёт парит в акварельном сне,

      Этот вечер летний беспечно светел и прозрачен, словно ребячий смех.

      Я к тебе навстречу лечу стихами, ты ко мне вернулся из края вьюг.

      И ромашка с нежными лепестками превратится в сказанное «люблю».

      ***

      Под крылом твоего самолёта вздыхает Атлантика,

      Впереди – только вера, свобода и соль на щеках.

      …Я пишу твоё имя мелком на страницах галактики,

      Ты летишь, рыжим пламенем тая в живых облаках.

      Этот мир, и чернильное небо, и ветер неистовый —

      Всё в ладонях твоих, как штурвал, что поди удержи.

      Ты – безумие,

      Верность,

      Отчаянье,

      Вечность

      И истина,

      Говорят, в твоих венах разреженный воздух бежит.

      Твой крылатый маяк самой яркой звездой зажигается,

      Дотянуть до Европы – пусть даже на левом крыле.

      А в руках океана – рассветное солнце качается,

      Когда ты прикасаешься к бледной от страха земле.

      Через тысячу лет – вся планета покроется инеем,

      В синеве поднебесья останется сердце и лёд.

      Но Атлантика спит, шелестя твоим северным именем,

      И над тёмной водой неизменно летит самолёт.

      ***

      На приборной панели живые секунды светятся,

      Точно звёзды на иссиня-розовом небе зимой.

      …Помню, в детстве мечтала я вырасти жёлтым месяцем,

      Освещать людям путь в темноте по дороге домой.

      Только стала я, точно отец, белоснежной лётчицей,

      И луна мне явилась сестрой в синеглазом краю.

      …Это верное небо, как жизнь, никогда не кончится,

      Если ты отдала ему сердце и душу свою.

      На Земле остаются огни полосы посадочной,

      Впереди – серебристые нити сплетают дожди.

      …Я храню на груди твои письма, мой друг загадочный,

      Ты на взлётной площадке меня поутру подожди,

      И мы вместе отправимся к облаку сизо-нежному,

      И огарок надежды в руках превратится в свечу.

      Говорят, что любовь в небесах, словно шторм, мятежная,

      Я дрожу почему-то, прильнув к дорогому плечу.

      …На запястье нечаянный шрам серебрится месяцем,

      На штурвале – квартет из сплетённых в волнении рук.

      Обручённые небом – когда-нибудь точно встретятся,

      Самолётным пунктиром рисуя дорогу на юг.

      ***

      Между нами хмурятся километры —

      Пять, двенадцать. Времени – полчаса.

      Мне б с тобой лететь – непослушным ветром,

      Виться в небе, путаться в волосах.

      Говорят, что воздух – удел бессмертных,

      В чьих глазах танцует живой огонь.

      У меня в руках – тишина рассвета,

      Я её тебе передам в ладонь.

      Сероглазый август сквозь пальцы льётся

      То ли пеплом, то ли седым песком.

      Твой крылатый друг, точно сердце, бьётся,

      Но летит потерянным лепестком

      На восток, далёкий, как зимний вечер,

      Когда я коснулась твоей щеки.

      …я бы клала руки тебе на плечи,

      Чтоб