Свет в потемках. Лариса Жуйкова

бежали сломя голову по грязи. По пути зашли в сельский магазин. Танька купила буханку хлеба и две пачки геркулеса – денег было в аккурат. Братья ныли, просили сушек и петушков на палочке.

      – Сегодня все издержала, потом подкоплю со сдачи – купим.

      Дома она грела воду, парила братьям ноги, помогала им натянуть колючие шерстяные носки. Танька накрыла ужин – малые поели. Она уложила братьев в комнатушке, огороженной занавеской. Пришли мать с отцом – Танька получила задания на завтра: сходить к бабе Нюре, принести, унести, сготовить, помыть, снова полы, кастрюли и много еще чего. Вечерело. Уж все в доме уснули. Танька погасила свет на этаже и спустилась вниз за косынкой. «Обронила впопыхах, что ли?» Пропажи нигде не было видно. Она тяжело вздохнула. Отчего-то слёзы полились по пухлым щекам: косынку жалко, одновременно хотелось спать и исчезнуть куда угодно из этого сырого холодного барака. С крыши капало. Дождь монотонно шумел. Танька тихо всхлипывала, размазывала по круглому лицу слёзы, но они никак не кончались. Ванька с крыльца опять дымил папироской, шпионил за ней от самой двери.

      – А ну-ка, пойди сюда, Татьяна.

      Она судорожно вытерла лицо и вышла на улицу. Он снова курил.

      – Ты не реви давай. Жизнь переменится, дождь кончится.

      Они помолчали.

      – Да так я, устала сегодня отчего-то.

      – Устроился я сегодня в сельпо. Водителем.

      – Хорошо же, работа будет…

      – Тебе сколь годков уже?

      – Семнадцать.

      – Ты давай подрасти чуток, а потом я тебя замуж возьму. На следующий год.

      Танька поплыла, мысли путались. Она вытаращила глаза на Ваньку и не могла ничего сказать. Сердце прыгало, и она не верила, что всё это сейчас происходит с ней.

      – Чего притихла? Пойдёшь за меня?

      – Пойду…

      Всё у нее из головы вылетело: наказы матери, дела и заботы.

      – Я уж думал, не по нраву я тебе стал, боишься… А я по тебе всю жизнь сохну: как мы переехали сюда с мамкой, так и маюсь – с малых лет твоих. А ты всё не вырастешь никак, Танька!

      Они опять молчали и испуганно смотрели друг на друга: счастье казалось невероятным, призрачным, неожиданным и желанным одновременно. Он достал из-за пазухи мятую косынку и протянул ей.

      – На, не теряй больше… Пойдём по домам, Татьяна. Темно совсем, мне ехать завтра в самую рань.

      Она взяла косынку и на деревянных ногах пошла домой. Обернувшись, она спросила:

      – Вань, это ты пошутил, да?

      – Таня, разве когда любят, так шутят?

      Она неловко улыбнулась и помахала ему. Он пришёл домой и рухнул на панцирную кровать. «Какая она еще зелёная», – думал он. Как же ему хотелось взять Таню за руку, прикоснуться к её румяным щекам, поцеловать.

      В армии не было дня, чтоб он не вспомнил о ней. Его донимали сослуживцы и молоденькие медсёстры: «Ждёт тебя кто?» Он молчал: знал – ждать, скорее, придётся ему. Когда уходил на службу, она была совсем девчонкой – две косички, драповое пальтишко в клетку, детские красные