Алёша. Марина Медведева

газом, и меня охватила паника, что сейчас откуда-нибудь может залететь искра и квартира взорвётся. Я очень отчётливо видел картинки того, как пожарные разгребают завалы, чтобы вытащить моё обгорелое тело. Я попытался переключиться, позвонил Свете, поговорил с ней, но даже в это время странные, страшные, панические мысли меня захватывали. Всё тело ломило, как будто у меня была температура под 40. Я сел на кухне, закурил и попытался понять, что со мной происходит. Дома никого не было, было воскресенье, и матушка со Степанычем и Мариной уехали гулять в центр. Вдруг меня осенило, что это как-то может быть связано с ханкой, и я решил набрать Серёге.

      – Серый, привет.

      – Привет, Лёха.

      – Ты как?

      – Очень хреново. А ты?

      – Да тоже. Похоже, ханка виновата. Надо Вовику позвонить. Мож, херню нам как-то последний раз продал?

      – Не, Лёха, это ломка, похоже. Типа похмелья, но в тысячу раз хуже. Вовик рассказывал как-то, помнишь?

      – Не. Даже если рассказывал, я, видимо, не уловил. Не думал, что со мной может произойти это. Чё делать-то, Серый? Терпеть это сил нет, хоть на стену лезь.

      – Согласен, Лёха. По идее, если свариться, то пройдёт. Но я пас. Попробую перетерпеть, Вовчик тогда говорил, что максимум неделю плохо будет.

      – Ну ты терпи, Серый, я Женьку позвоню и сварюсь. А то сейчас сдохну.

      Так Серёга остановился, а я нет. Сварился в этот день и на следующий. Потихоньку моя жизнь превратилась в такое колесо, по которому бегает мышь, раз в день ей туда кладут кусок сыра, она его съедает, первые часы довольная и удовлетворённая, а потом опять бежит, стараясь быстрее приблизиться к тому месту, где этот сыр лежит, снова съедает и снова бежит, снова к цели, а цель всегда одна и та же, и так сильно мышь ей увлечена, что ничего вокруг она не видит, и даже если бы ей показали выход из этого замкнутого круга, то она бы его ни за что не увидела, потому что в голове только одна цель и эта цель руководит всеми мышиными мыслями. И все бы ничего, только вот через какое-то время мыши нужно больше сыра, чтобы насытиться, и тогда даже тот небольшой отрезок колеса, который давал хотя б какую-то возможность увидеть жизнь, происходящую вокруг, включиться в неё хотя б ненадолго, становится всё короче, потому что там лежит уже не один кусок сыра, а два, затем три и так всё колесо заполняется только одной целью, только одним желанием. Такой момент наступил у меня примерно через год, в какой-то день я сел на кухне, закурил, зашла дочь, такая деловая, большая. Сама помыла всю посуду, которая стояла в раковине, развернулась и пошла гулять во двор, совсем одна, без бабушки, без дедушки. Я вдруг понял, что пропустил тот момент, когда она стала сама мыть посуду и гулять совсем одна, мне стало странно и обидно, что это произошло без меня, что я стал ей не нужен. Тогда я впервые задумался о том, чтобы бросить.