Русская фантастика 2015. Владимир Аренев

системы.

      Четверть века назад Тордис Бергсдоттир сумела отследить и показать, как при протезировании нейронов зрительного центра они под воздействием нейромедиаторов формируют новые связи, новые синапсы. Свою часть Нобелевской премии она вложила в дальнейшие исследования, и, когда я с ней встречалась, она уже была бывшей слепой – ей вырастили не только сетчатку, но и новенькую кору затылочных долей, ответственную за распознавание зрительных образов. Тордис рассказывала о том, как «учила себя видеть», заново увязывая те слуховые, вкусовые и осязательные образы предметов, которые сложились у нее за всю жизнь, с тем, что видели ее глаза. «Раньше я думала, что каждый из людей имеет уникальную фактуру поверхности, которая проступает у них под кожей при разговоре. Было большое разочарование, когда я поняла, что такого нет».

      Возможно, именно с регенеративными изменениями связаны приступы двигательного возбуждения у Лизы, о которых говорил Максим. Но, скорее всего, нет – процесс только начался. И уж точно я ничем не могу объяснить явный регресс – то, что Лиза перестала говорить, стала менее любопытной. В коре нет никаких изменений: ни к лучшему, ни к худшему. Или, возможно, я не обладаю наблюдательностью и феноменальной памятью Тордис Бергсдоттир и просто чего-то не замечаю. Проще говоря, я слишком тупая и зашоренная, поэтому не могу помочь Максиму и Лизе. В зоопарке есть такой зверек: белка тупайя, вроде лемура. Если бы у меня был герб, я поместила бы туда эту белку. В полный рост. Ужасно обидно.

4

      Пытаюсь залить обиду чаем. Чай заваривала Маша, он без всяких фруктовых «присадок», просто крепкий, хорошо настоянный, не слишком горячий и от этого удивительно вкусный. Мне нравится такая добротная основательность, а еще нравятся тарталетки с яблоками, которыми Маша нас угощает. В кои-то веки они не приторные, а со здоровой антоновской кислинкой.

      «Неужто ты влюблен в старшу́ю?» – мысленно спрашиваю я Максима.

      Лиза мне очень симпатична, но такие тарталетки в моем личном рейтинге побеждают знание творчества Шекспира с разгромным счетом.

      И только я решаю, что будь мужчиной, то обязательно женилась бы на Маше, как начинаю подмечать в поведении моей «суженой» некоторые странности. Она разговаривает с Максимом на нейтральные, казалось бы, темы: о погоде, о новостях – но тем не менее часто сбивается, меняет тему разговора, даже не заканчивая фраз, словно соскальзывает с одной мысли на другую. Потом видит, что в чайнике кончилась вода, встает, подходит к двери спальни. Несколько секунд стоит, растерянно озираясь, уходит на кухню, возвращается, берет чайник, снова уходит. И только через пару минут я слышу, как она включает воду.

      Однако осмыслить то, что я вижу, не удается – из спальни появляется Лиза в розовом махровом халатике. Подходит к стеллажу, начинает перебирать книги, потом идет к столу и просто стоит, скрестив руки на груди, немного покачиваясь. Максим прикусывает губу, опускает глаза. Я его понимаю: