Сценарий. Эпилог. Алексей Невтриносов

смещается в нишевые локации. Это тихие места в спальных районах, но имеющие какую-либо уникальную особенность. Например, большой сад с прудом. Таким образом дом как бы дополняет собой естественный шарм места.

      Представляю, как двигаясь навстречу ночи, я вижу свой дом – искусный почерк автора, воплощенный в камне. Он явно отличается. Американская мечта эпохи джаза и свободы. Дом для тех, кто следует собственным идеалам, оазис посреди суеты мегаполиса. Неспешно заезжая в подземный паркинг, я чувствую желание выйти во двор, пройти к саду, где в пруду плавают утки. В такие мгновения мне кажется, что я сумел найти зачарованное место – подлинник картины. Наслаждаясь архитектурным произведением искусства, я понимаю, что вижу очертания успеха, роскошь изысканной простоты. Поднявшись к себе, я, не включая свет, подойду к границе, границе между реальностью и сном. Сквозь многочисленные окна я будто бы могу коснуться белых ночей. Выше – только звезды. Дома и проспекты Петербурга открывают мне свои ночные секреты. Жизнь над городом, мое личное место для наслаждения магией ночных огней Петербурга.

      Это все сказочно. Но есть один момент: я провожу в центре практически каждый вечер. Добираться до центра сквозь старые угрюмые постройки – нет желания. Да, сейчас я тоже живу там, куда надо ехать после прогулки. Но я еду по набережной вдоль Невы, на которой нет светофоров, а есть лишь успокаивающие фонари.

      Когда же я смотрю на дома, которые с шестидесятых и по нынешнее время строят, то думаю про большинство этих зданий следующее: как такое можно было вообще построить? Просто – как? А потом думаю: может, это послевоенное настроение, недостаток идей, когда на первое место выходило просто понятие жилья, своего дома? С другой стороны – и сейчас продолжают строить эти убогие, безархитектурные коробки. Сейчас переизбыток идей? Были раньше такие стили, как постмодернизм, неоклассицизм. Красивые названия, красивые стили. Глядя на все эти постройки, которые появились после заката Российской империи, рождается такой термин как «говноцизм». Не иначе.

      Помню двор, где стоит заброшенная водонапорная башня, являющаяся достопримечательностью. Она выглядит максимально разрушено. Но даже в таком состоянии она смотрится ценнее современных многоэтажек. Такое чувство, что у нее есть будущее, в том время, как у новостроек – никаких перспектив. Я выбрал бы вид из окна на нее, на безлюдную, но имеющую душу, нежели на стену с маленькими окнами, за которыми вроде как есть существование.

      Жить нужно там, где хочется сделать фотографию. Даже если ты не любишь фотографии. Фотографируя, я пытаюсь поймать настоящее, и тем самым упускаю его. Нет более легкого способа упустить, чем пытаться поймать. Это как про ту птицу в клетке.

      Гуляя по улицам золотого треугольника, я нахожу то самое настоящее, прихожу в себя. Откуда бы я ни приехал, чем бы ни занимался, оказываясь где-то в пределах Невского, Дворцовой и Фонтанки, я обретаю спокойствие и желание идти. Иногда стоишь на месте и думаешь, куда бы