Наблюдатель. Катарина Романцова

смысле?».

      Присутствующие повернулись в сторону камина: Дима держал в руках упавшую книгу.

      ***

      «Расскажи мне о своем детстве?», – он поднёс замёрзшие пальцы Анны к своим губам и попытался согреть дыханием.

      Они несколько часов гуляли по украшенному к Новому году парку. Деревья, увитые гроздьями цветных лампочек, весело подмигивали очарованным странникам. Пряный аромат глинтвейна витал в воздухе, смешиваясь с другими: морозной свежестью, вареной кукурузы и жареных орешков. На переполненном катке, вокруг светящейся ёлки, кружились парочки.

      «Почему тебе это интересно?», – девушка улыбнулась Диме.

      Анна замерла, засмотревшись на ребенка, который не удержал равновесие на коньках, и теперь сидел прямо на льду, заливисто хохоча.

      «Не могу представить тебя маленькой… Как будто ты сразу родилась взрослой… И пока все дети орали в роддоме, своим фирменным взглядом оценивала родильное отделение, – Дима выразительно задвигал бровями. – К тому же, мне и, правда, интересно… я почти ничего о тебе не знаю…».

      «Мы с тобой в одинаковом положении: иногда мне кажется, что я сама себя не знаю: что это за девушка смотрит из зеркала… Она – та еще стерва, – Анна взяла его за руку и потянула вглубь парка. – …Мне гораздо интереснее в настоящем. Может, в будущем… чуть-чуть».

      По мере отдаления от эпицентра, гул становился всё тише, вытесняемый едва уловимым гудением фонарей и хрустом наста.

      «И что же такого интересного в будущем?», – он чувствовал, что скоро начнёт замерзать.

      Определить, как чувствует себя Анна, с первого взгляда представлялось проблематичным: в повседневной жизни, её лицо оставалось спокойным. В полную противоположность работе: на сцене девушка с блеском отыгрывала тончайшие оттенки чувств. Сложно сказать, где она была настоящей.

      «Пока оно не осуществилось, мы можем придумать всё, что захотим на неопределенный срок. На месяц, год… да, даже на ближайшие тридцать секунд».

      «И что же произойдёт через тридцать секунд? Мне упадет на голову кирпич?».

      Анна остановилась и повернулась к парню лицом. На белых волосах, выбившихся из-под шапки, застыли снежинки.

      «Нет…, – в голубых глазах мелькнул огонёк озорства. – Я тебя поцелую».

      Мягкие губы легонько коснулись правого уголка его рта. Дима улыбнулся и притянул Анну к себе.

      С неба, кружась, падали сверкающие крошечные снежинки.

      ***

      «Если бы у меня была аллергия на персики, я бы ни за что в жизни не пил ничего с персиком. А незнание не освобождает от ответственности, – Макс еще раз толкнул тело Валеры ногой, будто удостоверяясь в том, что он действительно умер, и выпил шампанское залпом. – У меня, вот, нет аллергии…».

      Дима вспомнил, что видел в руках Валеры ингалятор, когда тот сидел за рулем.

      «Но как он мог не знать? Я же сам видел, как после вашей стычки Валера изучал этикетку», – Паша кивнул на пустую бутылку.

      «А разве ты не понял, что единственное слово, которое