Душа все стерпит… Стихи. Котя Ионова

людей.

      Весь мир для меня стал черно белым.

      И с севера мне не дождаться вестей.

      Как лампочка тускло мигает и гаснет,

      Весь мир погружается в сон тишины.

      А сны так прекрасны, а сны так опасны,

      И утром мы снова проснуться должны.

      Улыбку отдать по пути для ребенка,

      И добрыми мыслями встретить друзей.

      Душа не подъемник, не выдержит много.

      Не терпит душа посторонних людей…

      Не с теми…

      У нацеленных временем грез нет будущего:

      Бесследно забытое прошлое с нюансами «МЫ».

      Вино «безнадеги» в бокалах легонько упущено,

      И скрытая карта исчезла… И нету вины…

      Нет вины в бесконечной прямой параллельности,

      А по окружности линии – они подобны судьбе…

      Снова подвластны своей иллюзорной отдельности,

      И всегда одиноки от правды в хмельной голове.

      В хмельной голове зримые образы черными красками,

      Рисует константу будних портретов – не тех:

      Сквозь призму проходят по жизни под масками,

      Исчезая в толпе неизменно безликих чужих…

      В безликих чужих нет фантома обид от разлуки…

      А покидающих просим, чтоб двери плотнее закрыл,

      Кто прошел сквозь «огонь» тот поймет эти муки,

      Что так легче – одной, чем постоянно не с теми… не с ним…

      О чём ей думалось

      День угасал. Она стояла у окна.

      Ночная тишь была прозрачно-невесома,

      И задевала кривобокая луна

      Блестящий шпиль на черепичной крыше дома.

      О чём ей думалось? Пожалуй, ни о чём.

      Свободный вдох за столько дней безмолвной пытки,

      Покуда корчилось дамокловым мечом

      Над ней неверие, которого в избытке.

      А разве в сердце не родится пустота,

      Когда в желании душевного уюта

      Её улыбка – её скромная мечта

      Рукою щедрой передарена кому-то.

      Провалам в памяти приходит свой черёд,

      Шквал равнодуший преломляет постоянство.

      Лишь смутно помнилось, что кто-то её ждёт

      На парапете в час осеннего убранства.

      Она забыла пережжённый вкус обид,

      И ей казалось в тишине заледенелой,

      Что боль утихла и под сердцем не саднит,