Семь дней бармена. Валентин Одоевский

тебе, должно быть, неприятно со мной общаться, – прохрипел Сенька.

      – Почему ж? – удивлённо спросил я. – Я вас внимательно слушаю.

      – Мне просто так хочется выговориться кому-то, а то ж, последние полгода со мной, чай, не разговаривали… вот из-за этого…

      Он показал на наколку в виде какого-то неправильного ромба с квадратными скобками, направленными в противоположную от углов сторону.

      – Фуфлыжником меня заклеймили, понимаешь? Десять лет сидел – всё ровненько, хорошо было, и, вот, поди ж ты – дёрнуло меня с этим…

      Он отвёл взгляд вниз.

      – …в карты рубануться… И, вот, вроде, знаю правила, вроде, на интерес играли, а…

      Откашлялся.

      – …в общем, вывернули всё так, что я должен оказался… Где ж я, столько денег-то, возьму, скажи мне?

      Сенька вновь протянул мне рюмку. Снова я её наполнил, и снова она мигом была опустошена, а взгляд освобождённого заключённого стал ещё тяжелее.

      – У меня ж, понимаешь, – он указал на перстень в виде какого-то многоугольника, похожего на гроб, в центре которого красовался православный крест, – мама померла, пока я мотал срок. Мне б её похоронить достойно, всё ж, подняла меня, когда отца-то не было. Так и на это, поди, найди деньги! А кому нужен зек после десяти лет? Вот, кому?

      Сенька показал на другой перстень, где было разделённое сердце.

      – И жена от меня ушла. Говорила, что дождётся. Писала даже. А потом, раз, и писем нет… месяц нет, два, три, полгода…. А мне ж, понимаешь, тоскливо, страшно даже – как она там без меня? Написала-таки… в следующем, уже, году… так, мол, и так – ждать не могу, кого-то другого нашла и прочее… а я что поделать могу? – я ж в клетке!

      Уже машинально протянул мне рюмку, в которую тут же была влита заветная зубровка, опрокинутая в горло моему собеседнику, а я всё удивлялся про себя, мол, как это так – даже не закусывает!

      – А я, что думаешь? Я б простил её! Да, представляешь! Я ж всё хорошо понимаю! Только, вот, люблю я её! Люблю до сих пор!

      В глазах у него появились слёзы, но он смог сдержать их, а я снова наполнил ему рюмку.

      – А, в прочем, какая уж разница тут? Всё равно меня, чувствую, скоро найдут… долг выбивать будут…