Тайны Реннвинда. Поцелуй ночи. Лена Сокол

тоже из снов?

      Или я медленно схожу с ума?

      Замерев у дверей одной из спален, я втягиваю носом спертый воздух. Только через минуту у меня хватает смелости войти внутрь. Дверь под нажимом ладони отворяется, и я вижу стандартную спальню: кровать, прикроватная тумбочка, платяной шкаф. Никаких изысков, бледно-желтые обои в цветочек, шторы аккуратно прихвачены старомодной атласной лентой, в воздухе едва уловимый запах лаванды – очевидно, от саше, которые обычно хранят в шкафах, как средство от моли.

      Значит, не угадала. Это спальня бабушки.

      Иду к следующей комнате, толкаю дверь, и тут мое сердце щемит. Нет, не от того, что я узнаю комнату, которую видела во сне – это помещение мне совсем не знакомо. А от того, что вдруг понимаю: это комната молодой девушки. И вещи в ней не тронуты. Наверное, все здесь так же, как и было в тот день, когда она покинула этот дом. Будто время остановилось и с тех пор не шло.

      Я вхожу и осматриваюсь.

      Вместо обоев на стенах нарочито небрежно нанесенная штукатурка, наспех покрытая белой краской и завешанная различными рисунками – карандашными эскизами, акварельными пейзажами и пастельными зарисовками природы. Неужели, моя мать когда-то рисовала?

      В углу компьютерный стол и кресло на колесиках, на столе горой навалены книжки, журналы, а у покрытого пылью старого компьютера валяются объемные наушники, блеск для губ и вскрытая упаковка жевательной резинки, которую производили лет так двадцать назад.

      Я долго изучаю каждый предмет интерьера и каждую вещь, принадлежавшую моей матери.

      Судя по ним, в душе она была совсем еще ребенком, когда покинула отчий дом: на кровати, навалившись на подушку, сидит плюшевый мишка с пуговками вместо глаз, на полях тетрадей и в ежедневнике выведены сердечки и слова из романтичных песен, а закладками служат фантики от шоколадных батончиков.

      Я рассматриваю ее давно засохший лак для ногтей с блестками, розовую расческу, цветные гольфы в ящике комода, платья в шкафу и пришедший в негодность, но зачем-то бережно сохраненный на полке, гель для волос. И у меня подгибаются колени, ведь, несмотря на рассказы тети Ингрид, я знакомлюсь с мамой впервые именно сейчас. Я будто прикасаюсь к ее руке, смотрю в ее глаза, хотя передо мной лишь то немногое, что осталось от нее после смерти.

      Мне становится трудно дышать, когда вижу синюю клетчатую юбку на вешалке в платяном шкафу. Точно такую же мне выдали сегодня в школе. Могу поспорить, у мамы тот же размер, что и у меня.

      Я медленно провожу пальцами по выпуклым цветастым наклейкам с изображенными на них феями из мультфильма, которыми усеяна дверца шкафа изнутри, и останавливаюсь на блестящем стикере в виде сердца.

      Посередине него выведена большая буква «А», несколько раз обведенная ручкой. Может, этот «А» и подарил ей эту валентинку на День Всех Влюбленных? Что он для нее значил? А, может, она была в него влюблена?

      Я перетаскиваю все свои вещи в эту комнату и бережно развешиваю свои платья и кофточки рядом с мамиными. Так я чувствую себя ближе к ней и ее