Жизнь Тузика Озейло. Перекрёстки. Сергей Трапезников

аппетита! – язвительно произнёс Вальтер. – Настраиваешься на нужный лад? Хочешь слиться с толпой и начать думать так же, как и она?

      – Конечно, – кивнула Сельвина, откусывая добрый кусок чорипана, который, к её удивлению, оказался весьма вкусным, несмотря на сомнительный аромат. – Тебе бы тоже не помешало.

      – Что ты задумала? – прямо спросил Веласко.

      Его жена терпеть не могла фастфуд. Судя по тому, как в этот момент она уплетала за обе щеки ужасно пахнущий чорипан, стоя за липким столом вокзального кафе, Вальтер решил, что жена придумала себе какую-то роль и пытается в неё «въехать».

      – Наш сын, Вальтер, – убито ответила ему Сельвина, и в глазах у неё проявились слёзы. – Мы же взяли его в щенячьем доме, помнишь?

      – Продолжай, – кивнул Веласко.

      – Вот он, неужели ты его не узнаёшь, дорогой? – Смахнув слёзы, застывшие в её глазах, сеньора Веласко потянулась за сумочкой, из которой достала фотографию Федерико Торреса. На ней ротвейлер, по всей видимости, находившийся в отпуске, стоял на фоне делового квартала центра Пермякии с сумкой через плечо и широко улыбался.

      – Грубо, – проговорил Вальтер. – Ты думаешь, что в эту чушь хоть кто-то поверит?

      – Больше мне ничего в голову не приходит.

      – Машина далеко, – заметил вельш-корги. – Если нас с тобой вдруг заподозрят в том, что мы, не являясь собаками из полиции, интересуемся каким-то псом, то бежать нам далеко. Тем более в городе сейчас наши старые друзья из Буэнос-Айреса. Нас могут узнать или, что ещё хуже, следить за нами. Мы не успеем добежать не то чтобы до парковки – мы до дверей добежать не успеем.

      – Далеко, – убито согласилась Сельвина. – Но нам всё равно надо попробовать, я другого выхода не вижу. Время идёт, Вальтер, а мы не показали ни одного достойного результата. Нужно действовать. Настрой меня, пожалуйста.

      Вальтер, помедлив, кивнул и принялся за дело. Сельвина должна выглядеть убитой, а в глазах должно быть отчаяние. Для того чтобы жена успешно вошла в роль, нужно было прямо здесь и сейчас, стоя за липким столиком грязной вокзальной кафешки, быстро вспомнить все самые печальные эпизоды их жизни. Вальтеру, для того чтобы словить это состояние, нужен был алкоголь. Сельвине же, ввиду того, что она была женщиной, да ещё и пожилой, «усилитель вкуса» не требовался. Ей требовался лишь диалог, а все сентиментальные чувства от произнесённых в этом диалоге слов через некоторое время появятся сами собой.

      Эффект наконец-то был достигнут, и спустя четверть часа супруги Веласко отправились в сторону касс вокзала, вооружившись легендой, что после разрушения гостиницы «Виктория» они потеряли связь со своим единственным сыном, приёмным ротвейлером.

      Жалобно ссутулившись, сдавленным голосом Сельвина начала опрос кассиров. Вальтер с опустошённым растерянным взглядом сопровождал её по левую лапу и заботливо придерживал жену за локоть. Спектакль сработал. Сельвина прекрасно вжилась в роль матери, находящейся в отчаянии. Она