Перекресток трех дорог. Татьяна Степанова

p>Глава 1

      Щенки

      Под железным потолком горела тусклая лампочка без абажура. В гараже пахло бензином и рвотой.

      Полный рыхлый мужчина, давно разменявший пятый десяток, сидел в круге света от тусклой лампы. Его крепко-накрепко привязали к стулу, замотав руки и ноги скотчем.

      Он находился в гараже – он это понял, когда с трудом открыл глаза, очнувшись от долгого обморока, вызванного ударом по голове сзади. Собственно сам момент удара он не помнил. Память сохранила лишь смутную картинку, как он подрулил к своему загородному дому и нажал на пульт ворот гаража. Но пульт отчего-то не сработал, и ему пришлось выйти из машины, чтобы открыть гараж вручную. Это последнее, что запечатлелось в его памяти – темнота летнего вечера, пряного и прекрасного после Великого Карантина, и свет фонаря.

      Дальше – просто тьма.

      И вот – сумрак, лампочка под железным потолком. Гараж.

      Не его гараж. Он понял это сразу, как только огляделся, поворачивая голову, пульсирующую тупой болью.

      – Я прошу у тебя прощения.

      Голос хриплый, до крайности взволнованный. Почти истерический голос – мужской. Но в нем какие-то бабьи нервные ноты.

      – Я умоляю тебя простить меня.

      Примотанный скотчем к стулу мужчина не видел говорящего – тот стоял позади. Обхватил его за горло, насильно запрокидывая голову назад, рванул так, что чуть шею не сломал. И когда привязанный к стулу заорал от неожиданности, боли и страха, засунул ему в рот, чуть ли не в самое горло, пластиковую бутылку, наполненную водкой.

      Может, и еще чем-то, кроме водки.

      Привязанный к стулу едва не захлебнулся, забился, пытаясь повернуть голову и вытолкнуть изо рта горлышко бутылки. Его мучитель вроде как отпустил его. Но в следующую секунду пальцами зажал ему плотно нос, заставляя снова открыть рот широко, и водка лилась, обжигая гортань и пищевод.

      Привязанного к стулу вырвало.

      Но это помогло мало. Достаточное количество алкоголя попало ему в желудок. И он уже чувствовал, что пьян. Было и еще что-то не так с этой водкой… Кроме жара опьянения он ощущал пугающую скованность во всем теле. Перед глазами все плыло.

      Какие странные звуки…

      Кто-то скулит…

      Словно жалобный плач…

      Или это галлюцинация? Морок?

      – Я прошу у тебя прощения, – снова повторил хриплый голос у него за спиной. – И ты должен, обязан меня простить.

      Говоривший сделал шаг и вышел из тени. Обошел стул с привязанным к нему мужчиной и встал перед ним.

      Он больше не скрывался.

      Он позволил себя увидеть.

      И это наполнило сердце привязанного леденящим страхом.

      Хотя в облике его мучителя, его похитителя не было ничего инфернального, ужасного.

      На первый взгляд – заурядный человек.

      Самый обычный мужчина.

      – Прости меня.

      Он смотрел на свою жертву – прямо в глаза и произносил это нервно, но так искренне, так страстно, что… его жертва просто не могла не прислушаться к этому тону, к умоляющей интонации.

      И взгляд…

      – Ну, хочешь, на колени перед тобой встану?

      Мучитель медленно и грузно опустился на колени перед привязанным к стулу. Перед напуганной, обреченной на муки и смерть жертвой.

      – Вот, видишь? Я на коленях перед тобой. И умоляю о прощении. Думаешь, мне легко сейчас?

      Пауза. Только хриплое прерывистое дыхание привязанного к стулу.

      – По-твоему, я сумасшедший?! Отвечай!

      – Я… я не знаю… нет…Что вам от меня надо?!!

      – Мне от тебя надо все. – Мучитель смотрел на него почти жалобно. – И я бы никогда этого не сделал. Все это так дико… Я и сам это признаю. Дико… жутко… глупо… так глупо… Но я ничего не могу сделать, понимаешь? Я должен! Я обязан. Она так сказала…

      – Кто она?

      – Она… она не простит, если я отступлю сейчас или пойду на попятный. Она так сказала мне – либо ты… либо они. Ну конечно же они… конечно вы… ты… Не я же.

      Привязанный к стулу смотрел на него. Он не понимал этого бреда. Все казалось ему страшным сном, кошмаром… Только вот…

      В кошмарах не воняет собственной рвотой, испачкавшей дорогую рубашку, запятнавшей стильный галстук.

      И эти звуки…

      Скулеж… плач…

      – Прости меня, мой друг, – сказал мучитель, который не был ему другом.

      Он поднялся с колен. Достал из кармана куртки мобильный. Включил камеру на съемку. И поставил мобильный на полку гаража, чтобы у камеры был самый лучший ракурс.

      Затем направился вглубь пустого просторного гаража – во мрак. И через минуту появился в круге света с плетеной корзинкой.

      В корзинке – щенки. Маленькие, еще слепые. Два черных щенка, отнятых у приблудной прикормленной дворняжки, которую пришлось отравить крысиным ядом, потому что