Забвение пахнет корицей. Кристин Хармель

тому, как он медлит с ответом, я начинаю подозревать неладное. Просто дело в том, что за последнее время я привыкла к дурным вестям. Мамин рак. Бабушкин Альцгеймер. Муж, решивший, что больше не хочет быть мне мужем. Поэтому меня застает врасплох вопрос Мэтта: «Как там Анни?»

      Я впиваюсь в него глазами, сердце внезапно начинает бухать в груди – я судорожно соображаю, что он такого знает, а я еще не в курсе.

      – В чем дело? Что случилось?

      – Да я просто так спросил, – поспешно отвечает Мэтт. – Из вежливости. Для поддержания разговора.

      – Уф, – выдыхаю я, с облегчением поняв, что он не принес плохих новостей. Я бы не удивилась, услышав, что мою дочь застукали за каким-нибудь мелким хулиганством вроде магазинной кражи или раскрашивания стен школы из баллончика. Девочка очень изменилась после того, как мы с ее отцом разошлись, стала нервной, обидчивой, враждебной. Несколько раз я, мучаясь виной, обыскивала ее комнату – боялась обнаружить сигареты или наркотики. Но пока что единственной переменой остается постоянная готовность Анни к ссоре.

      – Извини, – говорю я, – полоса такая, все жду очередной неприятности.

      Мэтт опускает голову.

      – Может, поужинаем вечером? – спрашивает он. – Ты да я. Анни ведь сегодня у Роба, верно?

      Я киваю. Мы с моим бывшим совместно отвечаем за воспитание дочери. Меня это постановление суда не слишком радует, Анни оно явно не на пользу: такая жизнь на два дома вряд ли ей поможет обрести устойчивость.

      – Даже не знаю, Мэтт, – начинаю я, – мне кажется…

      – Я подыскиваю слова, которые прозвучали бы не обидно.

      – Может, еще слишком рано, понимаешь? Развод был совсем недавно, и Анни так тяжело все это переносит. Я думаю, лучше бы нам просто…

      – Хоуп, речь об ужине, и только, – перебивает Мэтт. – Я не делаю тебе предложения.

      У меня мгновенно вспыхивают щеки.

      – Конечно, нет, – бормочу я.

      Мэтт смеется и накрывает ладонями мои руки.

      – Расслабься, Хоуп, – добавляет он с легкой улыбкой, заметив мои колебания. – Питаться-то как-то надо. С этим хоть согласна?

      – Ну да, – отвечаю я.

      В этот момент распахивается уличная дверь и входит Анни. Рюкзак висит на одном плече, на носу темные очки, хотя еще даже не рассвело. Застыв на месте, она смотрит на нас, и я моментально понимаю, о чем она подумала. Отдергиваю руки, но уже поздно.

      – Прекрасно, – комментирует Анни. Сняв очки, она взмахивает головой так, что грива длинных и волнистых светлых волос с темными прядками рассыпается по плечам. Она сверлит нас темно-серыми глазами, отчего они больше обычного напоминают грозовые тучи. – Вы тут что, собирались типа обниматься, если бы я не вошла?

      – Анни, – говорю я, поднимаясь, – ты все не так поняла.

      – Неважно, – бурчит Анни. Это у нее новое любимое словечко.

      – Будь повежливей, тут Мэтт, – начинаю я.

      – Неважно, – повторяет моя дочь, для пущей выразительности закатывая глаза. – Я пошла на кухню. Так что типа спокойно