1415131131738. Элти В.

не выветрились. Стоит ли сказать родителям, что они вернулись? С кухни долетает шуршание старого проигрывателя о заезженную, любимую папину пластинку, а в шуршание вплетается тихий разговор, который двое могут делить в интимной близости. Эди заглядывает одним глазом: хотя время сделало мамину фигуру неказистой, в танце она двигается плавно, и папа ведёт её так же уверено, как прежде. И так же косолапит. Мама этого не замечает – улыбается пьяно и бормочет что-то лёгким тоном. Папа улыбается в ответ. Наверное, такими их и не успела узнать Эди.

      Ну что, стоит сказать? Будучи уцелевшим, она напоминает им о потерянном, а её лицо для них расколото на пять частей. Нет, романтическая иллюзия слишком шатка, решает Эди и отступает.

      Отделив себя дверью, она берёт перерыв, чтобы отделить себя мысленно. Тяжёлая шторка с утра так и задвинута, и в комнате стоит такой мрак, что не видно собственных рук, будто бы её и не существует. Это хорошо. Потому что если она права, для полиции её существовать не должно.

      Не срезая кусочки мяса с костей, Эди ничего не замышляла. Банальное «а что, если сделать так», потому что в пожаре горели не одни косточки. Всего лишь чуйка.

      Поправка: косточки в пожаре не горели. По памяти найдя стол, Эди складывает на него горелые свиные кости и сгружается сутулой кучей на стул. Пяти часов не хватило, чтобы справиться с ними, без мягких тканей. Дети не могли сгореть в четырёхчасовом пожаре.

      Но больше всего дал запах обугливающегося мяса. Тот, кто поджигал их дом, знал этот запах наверняка, знал, как он въедается в слизистую и что его не забыть. Поэтому он бросил несколько шин к стенке между гаражом и детской – он маскировал отсутствие этого запаха горящей резиной.

      Эди не питает больших надежд о полицейских – такие же лентяи, как и любые другие «воротнички». Легче закрыть дело как несчастный случай из-за проводки, когда у тебя на руках останки детей, но останков нет, а разбираться с интересным делом лень, и пускай знания подсказывают, что детали не сходятся, они упрямо пишут «Несчастный случая – загорелась проводка».

      Есть ещё один вариант – полиция причастна к поджогу. Это может быть любая из связей: полицейские сами устроили поджог, шерифа кто-то запугал либо кто-то в участке на кого-то работают.

      «На братьев», – талдычит чуйка.

      Поскольку один человек не справился бы с четырьмя детьми, полицейских должно быть несколько. Но как несколько людей могли работать бок о бок, знать, что сделали, и продолжать работать во имя хоть-какой-то-справедливости? И хранить секрет четырнадцать лет? Кто-то из них подал бы в отставку или перевёлся, чтобы ужиться со снедающим чувством. Или кто-то не выдержал бы и убил напарника, потому что все знают, что двое могут хранить секрет, только если один из них мёртв.

      Эди делает пометку в голове: узнать об отставках в год пожара, а также о смертях полицейских. «Интересно, как я это сделаю?»

      Если так, то ей интересно, куда они дели похищенных детей. Неужели выручили деньги с органов? Продали в рабство? Как вообще организовать это здесь? Криминальная жилка в их городе слаба, безыдейна и ограничивается