Резидуаль. Артур Шевененов

(а тем паче – в недостаточном, как и вообще подмене одного другим). Чем грешат и окоснелый «научный метод», и либерализм (не терпя ни альтернатив, ни ответственности пропорционально власти) – иронично ровно в том редком случае, где демократия не только полезна, но и необходима, в смысле реализации свободы о мысли, а не о бегании мышления как издержек либо потенциала опасного инакомыслия. Сколь прекрасно и торжественно смиренное осознание недочетов и мены, столь уродливо горделивое непризнание того и сего. Но стоит ли дивиться тому, сколь чужды автоморфности идолы? Сколь богопротивны в том, как не признают ими же поставляемых законов, мня себя иммунными, неизреченными, всевластными вне жертвенности и праведности.

      А меж тем, инквизициям (методам, клубам-режимам) не мешало бы… исповедаться, покаяться, обратиться – как минимум, пройти инквизицию же. Иного пути к восхождению, воскресению, творчеству как творению из ничего, нет. Сама по себе критика всякой альтернативы как таковой есть род опасной прелести. Род риска, неприемлемого всем – самой жизни. Опасности ультраэкзистенциальной. Как следствие отказа от ультралиберализма (полной свободы искания в доброй совести) и ультрареализма (поиска главного – реальности, что стоит за так или иначе тестируемыми видимостями). Правоверия как такового. Которое не сводится к банально-спорной взвеси гедонизма и аскетизма, смешанной стратегии меж крайностями – ни к эллинской мере, ни к западной умеренной размеренности. Но к мудрости как третьему, объемлющему, восходящему без возношения, любвеутверждающему без заклания правды-как-таковой. И без поиска смысла в прагматично-упрощающем, коллективном бегании такового.

      Долой всех врагов платонизма и… лично тов. Платона?

      Проходя мимо храма, привычно ощутил наплыв домыслов «вдогонку» и мыслишек «в развитие». Так нередко случается и при посещении храма, причем не вполне ясно, так ли бесспорно хорошо сие явление: не род ли суеты с отвлечением от молитвы и богомыслия? Но и этак рассуждая, рискуем похулить, а вместе явить неблагодарность. Посему – осторожнее в различении! Впрочем, и здесь остается невыясненность, где именно предстаю худшим православным христианином: в том ли, как манкирую литургиями в пользу суемысленных прогулок, как ловлю жадно догадки и жертвую молитвенной сосредоточенностью (умным деланием) – или как норовлю «напасть» на собрата по вере вроде Талеба, а то и на одного из «отцов-основателей» уже хотя бы тем, сколь рьяно отрицаю стояние и на их плечах? Но, возможно, ровно так и лучше, и неизбежно? «Ибо надобно среди нас, братие, бывать разномыслию…»

      Но вот, помимо слов апостольских – столь же смиряющих, сколь и утешительных – вспоминается гимнография прошений, а именно греческого: «Eis polla ete, Despota!» Привычно, и в согласии с несколько суженным новогреческим изводом, это толкуется в духе: « [На] многая лета [подаждь, Господи]!»