О чем говорят женщины. Алиса Лунина

его совсем не любите?

      Вика взглянула на Таню едва ли не с участием:

      – Мне говорили, что ты странная, с придурью, но чтобы так… Ну причем тут вообще любовь? Просто демографическая ситуация в стране сложная, мужчин на всех желающих не хватает. И я за свое буду биться. Не отдам. Так что уж давай как-нибудь договоримся. А впрочем, поступай, как знаешь. Если совесть позволяет – можете встречаться дальше.

      – Нет, этого больше не будет, – твердо сказала Таня, – я обещаю! Мы расстанемся.

      Вика поднялась, вышла в коридор и молча ушла.

      …– Таня, – мама приподнялась с кровати, – кто приходил?

      В последний месяц она редко поднималась, все больше лежала и только иногда привставала, чтобы погладить собак.

      – Агитаторы, на выборы приглашают, – сказала Таня.

      – А что это у тебя такое лицо? – забеспокоилась мама. – Они тебя чем-то расстроили?

      Таня наклонилась, чтобы спрятать лицо, и погладила собак – черно-белого Мотю и бело-черного Прохора. Обе собаки были крупными дворнягами. Таня подобрала их когда-то на улице в морозы.

      – Все хорошо, мама, скоро Новый год, будем отмечать! – Таня вымученно улыбнулась.

      – Конечно, праздники – это замечательно, – кивнула мама, – я испеку для вас торт. А хочешь – даже два. «Огонек» посмотрим. Все хорошо.

* * *

      Раньше Таня вообще не представляла Димину жену – она была для нее полной абстракцией. Таня не могла воспринимать ее как живого человека, разве что как строчку в Димином паспорте. А после встречи с Викой та обрела плоть и кровь, и оказалось, что это живой человек. У нее есть имя и брови вон татуированные. И ей тоже может быть грустно, больно, обидно. Как самой Тане.

      Димина жена стала для Тани живым человеком, а совершать подлость по отношению к живому человеку значительно сложнее, чем если бы ты имел дело с абстракцией. Тут уже включаются всякие дополнительные смыслы типа совести, жалости и т. д. А этого «добра» у Тани было, пожалуй, даже с избытком. И потом – ребенок. Маленький больной мальчик. И если для его здоровья и благополучия нужно было принести в жертву свое личное счастье, то Таня готова. И думать не о чем.

      …На следующий день Таня сказала Дмитрию, что им надо расстаться.

      – Почему? – изумился он.

      – Я больше не хочу краденого счастья.

      – Ты дура, – серьезно сказал он, – счастье не бывает краденым и вообще не нуждается ни в каких эпитетах.

      Был очень морозный декабрьский вечер, они стояли в их любимом сквере. Таня понимала, что у нее совсем немного сил, и, если Дима окажется настойчив, ей будет трудно настоять на своем.

      – Мы оба будем жалеть об этом, Танька! Понимаешь?

      В его глазах застыла растерянность.

      – Конечно, Дима, я знаю. Да, мы будем жалеть. Но так надо.

      – Кому надо? Какая-то глупость, я ничего не понимаю… Хорошо, я сделаю, как ты хочешь. Прощай? – почему-то вопросительно сказал он.

      «Господи, где мне взять силы, чтобы не разреветься прямо здесь. Только не сейчас, потом будет можно…»

      – Прощай! – она развернулась и почти побежала