Карусель. Людмила Александровна Зайко

родяги – облака,

      Как величавые Колумбы.

      И мне бы тоже в дальний путь

      От надоевшей круговерти,

      И мне бы тоже что-нибудь,

      Хоть что-нибудь открыть на свете.

      «Ветер словно хищник ярый…»

      Ветер, словно хищник

      ярый,

      Злобно бьётся о стекло.

      Воет, стонет, словно ищет,

      Где бы выстудить тепло.

      А у нас уют в квартире,

      Мягкий свет от ночника,

      Дети игры позабыли -

      Спят два резвых игрока.

      Спят два сына,

      две надежды,

      Два защитника страны.

      Я молюсь, склонясь над ними,

      Чтобы не было войны.

      И со мною вместе молят

      Матери земных богов.

      Те молитвы -

      в колыбельных,

      Те молитвы -

      в плаче вдов.

      И они понятны всюду,

      Хоть на разных языках.

      Мир прекрасный,

      необъятный

      Держим мы в своих руках.

      И от нас теперь зависит,

      Сохранится ль теплота,

      Победят ли наши боги -

      Верность, Правда, Доброта.

      «Какое наслажденье просто жить…»

      Какое наслажденье просто жить:

      Частицей быть неведомо большого,

      Дышать, ходить, и открывать всё снова ,

      И тайное в обычном находить.

      Какое наслажденье просто жить:

      Весёлого дождя косые струи

      И тучи чёрные за радужные сбруи

      Горячими ладонями ловить.

      Какое наслажденье просто жить:

      Услышать лепет маленького сына

      И дух сенной у старого овина,

      И старый дом с крылечком не забыть.

      Какое наслажденье просто жить.

      Пусть руки огрубели от работы,

      Но не сыскать желаннее заботы -

      В любимом деле радость находить.

      Какое наслажденье просто жить:

      Мечтать, надеяться, страдать

      и забываться ,

      И просто человеком называться…

      Ну что ещё прекрасней может быть!

      «Мчались мимо с присвистом и грохотом…»

      Мчались мимо с присвистом и грохотом,

      Дни и годы прожитые зря

      И злорадным осмеянной хохотом,

      От меня уходила заря.

      Мчались мимо, кружа и толкаясь,

      Чьи – то жизни и чьи – то дела.

      Ну, а я не молюсь и не каюсь,

      Я как будто ещё не жила.

      «Бывала лесть и был подхалимаж…»

      Бывала лесть и был подхалимаж,

      И трусости с излишеством хватало.

      Ах, боже мой, зачем входить нам в раж?

      Ведь нас и так изрядно потрепало,

      И не меняется уставший экипаж.

      Гораздо безопасней промолчать

      Иль сделать вид, что ничего не знаешь,

      И завалившись в мягкую кровать,

      С сознаньем, что себя спасаешь,

      Тем друга очень близкого предать…

      Кривить душой нам стоит лишь начать.

      Не трудно для себя найти поддержку.

      Но будешь ли спокойно засыпать,

      Когда тебя, вот так же безмятежно,

      Другие начинают предавать?

      «Зачем мошеннику хорошее житьё…»

      Зачем мошеннику хорошее житьё,

      А труженику жалкие остатки?

      Со всех сторон слетелось вороньё,

      Что так на мертвечину было падко.

      Кто умирает, умер иль умрёт,

      Не наша ль справедливость это?

      Жестокий век опять грядёт:

      Не до стихов, не до поэтов.

      Куда ты катишься, огромная страна,

      Меч или колос держишь ты в руках?

      Взывают к милосердью седина

      И ордена на старых пиджаках.

      «Сколько раз на холодном перроне…»

      Сколько раз на холодном перроне

      Ожидала свои поезда.

      Отшумели зелёные кроны,

      Юность тоже ушла навсегда.

      Я теперь еду в тёплом вагоне,

      Но в окно надоело смотреть.

      Мне б на первом сбежать перегоне

      И