Босиком по битым стеклам. Сиротка из Больших гулек. Ирина Валерьевна Дынина

не озадачивалась. Потом, всё – потом. Вначале, нужно выжить.

      Двадцать плетей – это много! Она после парочки ноги протянет и Богу душу отдаст!

      Взгляд невзрачного стал острым и подозрительным. Он протянул руку и ухватил Елену за разорванный ворот. Девушка забилась в руках подручных, но те держали её крепко. Тогда она клацнула зубами, намереваясь вцепиться очередному претенденту на своё тело этими самыми зубами в пальцы, но мужчина легко отшвырнул её в сторону, сорвав с шеи жертвы блестящий медальон округлой формы.

      С мгновение, не больше, он всматривался в безделушку, затем, опомнившись, громко крикнул, обращаясь к герцогу, совсем было, выехавшему за ворота.

      – Господин! – окрик невзрачного прозвучал неожиданно для всех – и для троицы давешних уродов, вознамерившихся присутствовать при экзекуции, и для симпатичной женщины, вступившейся за несчастную, и для самого герцога, и для его окружения.

      Недовольно фыркнув, понукаемый твёрдой хозяйской рукой, остановился угольно-чёрный жеребец, льдистый взгляд колко упёрся в невозмутимое лицо невзрачного, хищно загнутый, крючковатый нос, дернулся и обвис, тонкие губы недовольно скривились.

      – Что-то неясно, барон? – голос герцога звучал неприязненно и глухо. Судя по виду вельможи, ему до чёртиков надоели и дворяне, и крестьяне, и этот невзрачный с деревенской девкой, глупой до тупого бесстрашия. Вон, она, дура деревенская, и теперь стоит, плечи распрямив и глаза сузив. Ноздри тонкого носа раздуваются от гнева. Герцогине пристало держаться столь дерзко, а не какой-то там селянке из деревушки Большие Гульки. Стоит и не ведает о том, что достаточно одного слова крючконосого и голова вилланки, отделившись от тела, скатится в пыль, под копыта его горячего коня.

      Или, ведает? Тогда, на что рассчитывает, глупая?

      Невзрачный, названный «бароном», точно почуяв нетерпение господина, мигом скакнул к герцогу и что-то быстро зашептал, припав к стремени и сунув в руку вельможи ту самую безделицу, конфискованную у селянки.

      Елену в этот момент уже прикручивали к столбу, заломив руки вверх и разорвав несчастное платье еще и на спине.

      Но заметить, как барон Рельт показывает герцогу медальон, девушка успела.

      – Ворованный, не иначе! – ахнула Елена, борясь с подступающей тошнотой и головокружением – Сейчас не только плетей всыплют, но и ещё чего-нибудь придумают, позаковырестей! Руку там, отрубят, или – голову!

      Ей было хорошо заметно, как в великом удивлении приподнялись брови герцога, как распахнулся его рот, колыхнулись длинные усы и взгляд, всё тех же, льдистых глаз, упёрся в пышнотелую тётку.

      – Ты! – разворачивая коня, герцог ткнул пальцем в заробевшую селянку – Подойди! А вы, все – вельможа кивнул на свою свиту – вон!

      Елена осталась стоять, зажатая между двух солдат или, как их там ещё называют – крупных, наглых мужиков, воняющих чесноком, бряцавших железяками и лапающих её не только взглядами, но и руками.

      Липкие взгляды этих немытых господ тянулись к девичьим грудкам