Ожерелье королевы. Александр Дюма

уловить малейший звук.

      Дуэнья отворила входную дверь, и из прихожей донесся шепот.

      Затем чей-то ясный и учтивый, однако не лишенный твердости голос проговорил:

      – Здесь живет госпожа графиня де Ламотт?

      – Госпожа графиня де Ламотт-Валуа? – гнусаво переспросила Клотильда.

      – Это одно и то же, милейшая. Так госпожа де Ламотт у себя?

      – Да, сударыня, но она очень больна и не выходит.

      Пока продолжался этот диалог, мнимая больная, которая не упустила из него ни звука, успела заметить, что Клотильду расспрашивает женщина, по виду своему принадлежащая к высшим слоям общества.

      Она мигом вспорхнула с дивана и пересела в кресло, чтобы предоставить незнакомке почетное место.

      Совершая это перемещение, женщина обратила внимание на то, что посетительница вернулась на площадку и сказала кому-то, оставшемуся в тени:

      – Можете войти, сударыня, это здесь.

      Дверь снова затворилась, и две дамы, которые чуть раньше расспрашивали, как пройти на улицу Сен-Клод, вошли к графине де Ламотт-Валуа.

      – Как прикажете доложить госпоже графине? – осведомилась Клотильда; с любопытством, но в то же время почтительно поднося свечу к лицам женщин.

      – Доложите: дама-благотворительница, – ответила старшая из женщин.

      – Из Парижа?

      – Нет, из Версаля.

      Клотильда вошла к хозяйке, и незнакомки, последовав за нею, очутились в комнате, где увидели при свете свечи, как Жанна де Валуа с трудом встает с кресла, чтобы учтиво поздороваться с гостьями.

      Клотильда пододвинула два других кресла на случай, если посетительницы предпочтут сесть в них, после чего смиренно и не спеша вернулась в прихожую; это позволяло сделать вывод, что она станет подслушивать под дверьми.

      3. Жанна де Ламотт-Валуа

      Когда правила приличия позволили Жанне де Ламотт поднять глаза, ее первой заботой было разглядеть как следует лица посетительниц.

      Как мы уже говорили, старшей из женщин было немного за тридцать. Ее замечательную красоту в известной мере портило выражение высокомерия, сквозившее во всех чертах лица. Во всяком случае, так показалось Жанне, когда она бросила быстрый взгляд на посетительницу.

      Та же, предпочтя диван креслам, села в углу комнаты, довольно далеко от лампы, и надвинула на лоб капюшон накидки из подбитой ватой тафты, который отбрасывал таким образом тень на лицо.

      Однако посадка головы у нее была столь гордой, а глаза – столь живыми и ясными, что весь облик посетительницы говорил о ее принадлежности к благородному и высокому роду.

      Ее спутница, с виду побойчее и помоложе на несколько лет, ничуть не скрывала своей красоты.

      Чудесная кожа, гармоничные черты, прическа, оставляющая открытыми виски и оттенявшая безупречный овал лица, спокойные, можно сказать, безмятежные голубые глаза, ясные и глубокие, пленительный рот, свидетельствовавший о природной искренности, а также об умении молчать, признаке хорошего воспитания, нос, который своею формой