Против справедливости. Леонид Гиршович

питы с яйцом и луком, которые она для него берегла, оставались нетронуты. Яшкин таллит, успокоительно маячивший в поле ее зрения, оказался тюком на спине осла, хозяин которого страшно развеселился:

      – Что-то новенькое, до сих пор только гои превращались в ослов.

      Когда тебе не до шуток, чужие шутки оставляют ссадины.

      – Не видали мальчика в полосатенькой рубашечке? На голове шапочка, волосы, ну, такие… худенький, на меня похож… – она кидалась ко всем и, не дожидаясь ответа, бежала дальше.

      – Может, он ушел с рыбарями из Капернаума?

      Она побежала их догонять.

      – Не видали Яшуа из Назарета? Худенький, рубашка в полосочку…

      Добрый народ, рыбари ее пожалели, но что они могли ей сказать?

      – Нет, женщина, поспрашáй кого другого. Может, кому другому он попался на крючок.

      Яков нагнал ее.

      – Успокойся. Когда ты его в последний раз видела?

      Но она сама сделалась как рыба: рот разевала, а выговорить слова не могла.

      – Я не… знаю, когда…

      – Ангелов надо поспрашивать, – «посоветовал» Юдька, – что, Машиаха не встречали?

      И схлопотал в глаз.

      – Маленькая, маленькая, а лупит, как модифицированная катапульта «Вулкан-16», – сказал он, прикладывая к глазу сребреник.

      – Ну, че-че-го б-боишься, ме-ме-медведи в го-горах не водя-дя-тся, – сказал Шимик, которого напугал медведь.

      Яшка-Ёсий внес свою бесполезную лепту – от скудости своей. Он предложил запечатлеть лик Яшуа и всем показывать: может, кто узнает.

      – У меня получится не хуже, чем у греков[12].

      – Что с Яшенькой? – спросил реб Ёсл, дремавший в тени ослика. – Куба, где мы?

      – В Вифании, тату.

      – Уже совсем близко до Иерусалима.

      Через час они входили в Овечьи ворота. Знакомая картина: у Бет-Хисды теснились чающие движения воды.

      – Разделимся, – сказал Куба, архистратиг этого малого воинства. – А то мы как самаряне ходим всей мишпухой. Ты, Шимик, спускаешься от Маханэ Левит до Эзрат Нашим (от Стана Священников до Женского Подворья). Яшка обходит азару снаружи (Храмовую площадь, обнесенную стеной).

      – Как, всю?

      – А ты что думал? – сказал Юдька. – Это тебе не дощечки мишками разрисовывать.

      – Юдька, – продолжал Куба, – от ворот Никанора идет ему навстречу. А я осмотрю Улам и Кодеш (Залу и Святилище). Мэрим останется с ослом и татой. Встречаемся на этом же месте.

      Реб Ёсл никак не мог взять в толк, из-за чего такой сыр-бор.

      – Ах, Яшка… – понимающе кивал. Но, быстро расплескав запас понимания, спешил пополнить его снова: – Что за шум, а драки нет?

      – Тату, Яшеньку потеряли, – Мэрим давно уже перешла на «тату».

      «Больше я его никогда не увижу, – подумала она. – Нет сил терзаться неизвестностью. Где-то же он сейчас есть… Живой, полуживой, бездыханный… Какой уж есть… Какого ни есть вида… Ангелы, выньте мою душу, заверните в нее мои глаза и отнесите на то место. А тело отдайте дяде Захару, пусть возьмет

12

Закон запрещает иудеям изображать человека.