Хроники минувших дней. Рассказы и пьеса. Леонгард Ковалев

и неожиданно Валентин поймал ежика. Я стал упрашивать, чтобы он дал его мне: ежик был такой симпатичный, хотя постоянно сворачивался в колючий клубок. Валентин не отдавал ежика. В то время у меня было откуда-то пять рублей, и он продал мне ежика за пять рублей.

      Я принес ежика домой, пустил его на пол, пытался чем-то кормить, но он бегал по избе, норовя где-нибудь спрятаться, и всю ночь шумел и возился, мешая спать. Потому его пришлось выпустить в лес.

      А однажды я подобрал в поле раненого канюка. Это коршун – гроза куриного племени. Он постоянно летал над деревней, и, как только куры замечали его, среди них поднималась паника, они прятались со своими цыплятами, где только можно. Тот, которого я подобрал во ржи, опереньем был похож на рыже-пеструю курицу, но с большими сильными крыльями, хищным клювом и когтистыми лапами. Из-за раненого крыла он не мог летать, сидел во ржи и беспрерывно канючил. Я принес его к избе, посадил под окном, на поле, где была еще неубранная рожь. Не умолкая ни на минуту, он громко кричал, и его тоже пришлось отнести подальше от дома.

      На обломанной елке, на высоте метра три, я нашел гнездо канюка. В гнезде были птенцы величиной с цыпленка, в пуху сероватого цвета с желтинкой. Я взял одного из них, принес домой. В это время у нас в каком-то ящике содержались только что вылупившиеся цыплята. Я подсадил к ним своего птенца. Он резко отличался от цыплят хищным клювом, забирался к ним на спину, захватывал их крючковатыми когтями, пищал, канючил, пытаясь выбраться из ящика. Конечно, от меня потребовали, чтобы я убрал своего «цыпленка». Не помню, отнес ли я его назад, в гнездо, но, наверное, он погиб.

      Хозяйский кот – большой, полосатый, гладкий – был с причудами: ел огурцы, а на пруду ловил толстых зеленых лягушек, но не ел их, а душил и приносил во двор как бы для того, чтобы похвастаться своим подвигом. Летом мать и Игорь продолжали спать на полатях, я спал в клети, на полу. Под утро, после ночных прогулок на свежем воздухе, кот приходил ко мне. Специально для него во входной двери с улицы и в клети были оставлены отверстия. Бодрый, нагулявшийся, хрумкая еще от двери, он бежал прямо ко мне. Я впускал его под покрывало, и уж тут он так изливался, так пел, так был благодарен за то, что я пригрел его возле себя. И так было каждое утро.

      Работать в колхозе мать устроилась не в начале года, а ближе к концу, и, когда по результатам работы за год стали выдавать на трудодни всякую натуру, ей досталось не много.

      Колхоз имел большую кролиководческую ферму, и среди прочих натурпродуктов колхозникам полагалось еще какое-то количество кролика по весу. Нашей матери начислили двести граммов и дали маленького крольчонка. Оказалось, что нам досталась самочка, и, значит, от нее будут крольчата. Свободная клетка нашлась у хозяйки.

      Я стал растить свою подопечную, и скоро из нее вышла очень крупная, заячьего окраса, крольчиха. Я понес ее к женихам. На ферме их было много. Однако произошло совершенно необъяснимое: девушка не пожелала стать женщиной. Она имитировала действия мужской особи,