Костер для инквизитора. Александр Мазин

Тугой хлопок полностью потерялся в лязге огибающего кольцо трамвая. Лицо молодца вдруг стало удивленным-удивленным, а на зеленой в клетку фланелевой рубахе, слева, в аккурат на нагрудном кармашке, появилось темное пятно размером с метрошный жетон.

      Второй, уже сцепивший руки, чтобы врезать работяге по затылку, застыл с отвисшей челюстью.

      Из широченного рукава брезентухи глядел пистолетный ствол с толстым длинным цилиндром глушителя.

      За пазухой у молодца был припрятан нож, а на спине, за ремнем, немецкий газовик. Но парень как-то сразу о них забыл, когда увидел, как плюхнулся рожей в грязь его напарник.

      – Деньги,– негромко произнес пролетарий, протягивая левую ладонь.

      Рука у него была грязная, широкая, пальцы – с тупыми загнутыми ногтями.

      Трясущимися руками молодец расстегнул куртку и вытащил бумажник. Довольно тощий.

      – Вот, пожалуйста,– он то и дело поглядывал на своего приятеля. На бывшего приятеля. Молодец вдруг очень хорошо осознал, какой маленькой и незначительной стала его жизнь.

      Мужик уронил бумажник в карман робы.

      – Уёбывай,– сказал он негромко.

      – Да? Спасибо-спасибо-спасибо… – забормотал парень, пятясь.

      А шагов через десять быстро повернулся и припустил по Рижскому. Человек в робе сапогом перевернул убитого, вытащил бумажник (такой же красивый и тощий, как у его более везучего приятеля), снова перевернул труп лицом вниз, раскрыл бумажник и извлек десятку. Действовал он настолько спокойно и уверенно, что вряд ли кто из прохожих понял, что произошло. А если и понял, то предусмотрительно остался в стороне.

      Пролетарий сунул десятку в окошко, получил взамен пару сосисок на бумажной тарелочке, хлеб и чай.

      Отойдя, он принялся неспешно жевать смешанный с костной мукой и красителями импортный крахмал. У киоска мгновенно образовалась небольшая очередь. Девушка работала, люди ели, труп валялся в грязи. Каждому – свое. Лежит человек – значит, ему так нравится.

      Из метро вышли два милиционера. Оглянулись по-хозяйски, увидели лежащего и неторопливо направились к нему. А куда спешить – ясно ж, что не убежит. А куртка хорошая. Многообещающая куртка – бомжи таких не носят.

      Подошли. Один потрогал ботинком. Лежащий не пошевелился. Покойники обычно не двигаются. Даже в присутствии людей при исполнении.

      Человек в робе стоял чуть поодаль, прихлебывал чай и без интереса наблюдал за развитием событий.

      Второй милиционер, не поленившись, нагнулся, прихватил поросль на макушке, приподнял голову и отпустил. Голова глухо стукнулась об асфальт.

      Вокруг уже собрались зеваки.

      Толчком ноги милиционер перевернул труп и сразу понял, что это – труп. Набухшая кровью рубашка, красная лужа, остановившиеся глаза… И пистолет за поясом.

      Второй тут же что-то забормотал в рацию.

      Человек в робе доел, смял бумажную тарелочку, бросил ее в бак с надписью «кока» и двинулся через перекресток, заставив с визгом затормозить красные «Жигули» – «девятку».

      Следуя по Рижскому, человек в робе миновал