.

разорванные мышцы, станет человек беспомощен, как червяк.

      А тот, на поляне, все еще надрывал глотку. Дурак, да и только.

      Подняв лук, Андрей шагнул на освещенное костром место – дал ворогу заметить себя. Но не дал ударить. Пятая стрела ослепила его окончательно. Махнул крикун мечом – отбить, да промахнулся. А Андрей – нет. Слепой еще пёр на него, размахивая оружием. Что ж, хороший клинок всегда пригодится. Хотя и не мастак Андрей рубиться: большой меч пока тяжеловат для него.

      Подхватив с земли камушек с полкулака размером, Андрей сноровисто метнул его в лоб ослепленному. И тот упал.

      – Ласка, ты ли? – позвала сестренка.

      – А то кто ж! – откликнулся Андрей и поспешил к ней.

      Перерезал путы, словами добрыми успокоил. А уж как она обрадовалась! Но успеют еще, наговорятся. Надобно дело довершить.

      Огляделся Андрей и увидел нужное дерево. Сухое, мертвое, какое требовалось. Надобно начинать, и тут большему ворогу, третьему,– первая честь!

      Поспешил к нему Андрей… и понял, что оплошал! Ох как оплошал!

      Нету больше третьего! Ушел к пращурам своим. На лице улыбка. На горле – тоже улыбка. Алая. «Дурень,– винил себя Андрей,– не обыскал, не отнял нож! Небось из старших никто о сем не позабыл бы!»

      Однако делать нечего. Добро хоть второй жив.

      С превеликим трудом поднял его Андрей, привязал к стволу сырыми ремнями, из свиной шкуры нарезанными. Тяжел был ворог и ростом удался: Андрей ему едва плеча достигал.

      Никогда еще сам не приносил жертву покровителям Андрей. Но что делать – знал. Всякий посвященный в мужи знает.

      К рассвету закончил. Осталось лишь обгоревшее дерево да черный скрюченный труп на пепелище.

      Андрей пошел к ручью – ополоснуться. На день-два и этого хватит. А дома – очистительный обряд свершат как надо. Чтобы не потянулись следом души двух других мертвецов.

      Умываясь, потрогал Андрей пальцем пушок над верхней губой: не прибавилось ли? Ведь сколько он свершил доблестного! Вроде прибавилось. Хотелось рассмотреть себя в зеркале ручья, но бегуча вода, и водяной дух играет отражением – не уловить лица человеческого.

      Труп самоубийцы уже успел обгрызть кто-то из звериной братовни. Да труп Андрею и не нужен. Он только стрелы вырезал.

      Сестренка лежала у погасшего костра, завернувшись с головой в волчью шкуру. Не спала, конечно. Смотреть ей нельзя, но не слышать криков не могла. Велик телом враг, да хлипок оказался. Не раз пожалел Андрей, что недоглядел третьего. Тому бы уж покровители порадовались.

      – Вылезай,– велел он сестренке. Хоть на два лета старше она, а теперь он – старший. Мужчина.

      – На, поешь! – протянул мех с медом и кусок засохшего вчерашнего мяса.

      Сам только воды попил. Есть – нельзя.

      – Спасибо, Ласка,– поблагодарила сестренка.– Ты – великий воин!

      Приятно стало Андрею. Оттого что искренняя похвала.

      – Пойду коней поищу,– произнес он важно.– Ехать пора – путь неблизок.

      Ласковин