Пекло 3. Александр Верт

все свои, это совсем не трудно.

      – После всего этого Витур еще адекватный, – вздохнул Франк, закрывая папку, чтобы перевести дух. Транспортные таблицы и заказы можно передать экспертам. Они быстрее сопоставят, относятся ли они к контрабанде.

      Это он и сделал, выпил еще воды и запросил дело Мартина Митчела, чтобы убедиться, что в крови осужденного действительно были следы больших доз психотропных веществ, только никому и в голову не пришло, что он мог принимать их не сам, никто о них даже не спрашивал у того, кто признал свою вину, рыдал и твердил, что не знает, как он мог это сделать, но все равно сделал.

      «Это была словно игра, – признавался Мартин на допросе. – Я понимал, что это по-настоящему, но не верил. Господи, они, правда, все мертвы?»

      Франк читал это и скрипел зубами, так его еще никогда не обманывали. Против Вилборна у него ничего и никогда не было: идеальные документы, идеальные бумаги, безупречное прикрытие в высшем руководстве человечества.

      Больше его не удастся обмануть.

      Глава 19

      Она сидела в своем кресле у окна в палате и смотрела на очень худые тонкие руки. Что-то смутное в ее сознании говорило, что так быть не должно, что она где-то не здесь, что что-то не понимает или забыла, но при этом могла смотреть лишь на очень худые руки, словно у скелета, который обтянули белым подобием кожи.

      Она не была уверена, что когда-нибудь эти руки не будут уставать после обеда, утомившись от веса ложки.

      Твердую пищу ей тогда не давали, только жидкую и кашеподобную, очень мелко измельченную. Все было очень вкусным и ей всегда казалось, что она могла бы съесть целое ведро, но с трудом могла доесть мисочку, которую ей приносили. Ее тошнило где-то на половине, и она сама отставляла тарелку.

      Доедать ее не заставляли, только приносили новую крохотную порцию через два часа. Ее она уже могла съесть, хоть и с неприятной тяжестью в животе. Теперь эта тяжесть походила на боль, словно что-то внутри ее живота раздувалось, а в руках нарастала слабость.

      Карин хотелось плакать, потому что перед глазами стояли кадры суда над Оливером Финрером, и сердце вздрагивало снова и снова, когда в памяти всплывало громогласное «виновен».

      Удар судебного молотка выбивал дыхание, а она цеплялась за плед, прикрывавший ноги, и не могла его даже нормально сжать.

      – Все будет хорошо, Кариш, – говорил ей отец, когда приходил, но она ему уже не верила, ничему не верила после того страшного суда.

      – Эй! Ты почему тут сидишь совсем одна? – окликнул ее внезапно мальчик, пробегавший мимо по коридору.

      Карин подняла на него глаза и сразу узнала. Тогда они виделись всего второй раз, но Карин внезапно вспомнила, что она давно выросла и попала в плен к странному искусственному интеллекту, но все равно улыбнулась маленькому Бергу.

      Дверь в ее палату была открыта всегда, ее закрывали, лишь когда приходили к ней мыть, кормить, лечить, переодевать. В остальное время за ней приглядывали, пробегая мимо, а она старалась никого