Избранные произведения в 2-х томах. Том I. Трилогия о Фрэнке Брауне. Ганс Гейнц Эверс

вздохнул он, – я столько сегодня работал. Напиши-ка, жена, я продиктую.

      Фрау Гонтрам не двинулась с места. Писать? Только этого не доставало!

      – И не подумаю даже, – сказала она. Советник юстиции посмотрел на Манассе:

      – Коллега, не могли бы вы мне оказать небольшую услугу? Я так страшно устал.

      Маленький адвокат негодующе поднял глаза. «Страшно устал? – захохотал он. – От чего же? От бесконечных рассказов? Хотелось бы знать, откуда у вас всегда чернила на пальцах! Ведь не от писания, конечно!»

      Фрау Гонтрам рассмеялась: «Ах, Манассе, это ещё с Рождества, – он подписывал тогда балльники детям! Впрочем, что вы спорите? Пусть Фрида напишет».

      Она подошла к окну и крикнула Фриду. Пришла Фрида вместе с Ольгой Волконской.

      – Как мило, что ты тоже здесь! – поздоровался с нею советник юстиции. – Вы уже ужинали? – Да, девушки ужинали внизу на кухне.

      – Садись-ка, Фрида, – сказал отец, – вот сюда. – Фрида повиновалась. – Вот так! Ну а теперь возьми перо и пиши, что я тебе продиктую.

      Но Фрида была истинное дитя Гонтрама, она ненавидела писание. И тотчас же вскочила с места.

      – Нет, нет! – закричала она. – Пусть Ольга напишет, она умеет лучше меня.

      Княжна стояла возле дивана. Она тоже не хочет. Но у подруги было средство заставить её.

      Это помогло. Послезавтра был день исповеди, и список грехов княжны ещё далеко не полон. Грешить перед конфирмацией нельзя, но каяться всё-таки необходимо. Нужно обдумывать, вспоминать и искать, не найдётся ли хоть какой-нибудь грех. Этого княжна совсем не умела. Зато Фрида была очень искусна. Её список грехов представлял предмет зависти всего класса, особенно легко выдумывала она греховные мысли, сразу целыми дюжинами. Это было у неё от отца: она могла выложить сразу целый ворох грехов. Но зато если действительно грешила, то уже пастор никогда не узнал бы об этом.

      – Пиши, Ольга, – шепнула она, – я одолжу тебе восемь хороших грехов.

      – Десять, – потребовала княжна.

      Фрида Гонтрам утвердительно кивнула головою: ей было безразлично, она согласилась бы и на двадцать, только чтобы не писать.

      Ольга Волконская села к столу, взяла перо, вопросительно посмотрела на Гонтрама.

      – Ну, так пиши! – сказал тот. – Многоуважаемая княгиня…

      Но княжна не писала:

      – Если это маме, так ведь я могу написать: милая мама!

      – Пиши что хочешь, только пиши.

      И она начала: «Милая мама!»

      И дальше под диктовку советника юстиции:

      «К великому сожалению, должен известить, что ваше дело подвигается медленно. Мне приходится много раздумывать, а думать очень трудно, когда нечего пить. У нас в доме нет больше ни капли шампанского. Будьте добры поэтому, в интересах вашего процесса, прислать нам корзину шампанского для крюшона, корзину Роттегу и шесть бутылок…»

      Сен-Морсо! – воскликнул маленький адвокат.

      «Сен-Морсо, – продолжал советник юстиции. – Это