Охотник и его горгулья. Дорофея Ларичева

седина. Я примечал этого человека среди прочих, поскольку родом он был из краёв, где прошли мои детство и юность.

      – Не банда, а проклятье древнее, – узнал я фальцет жреца, прибившегося к каравану десяток дней назад и успевшего всем порядком надоесть. – Я слышал вчера – город проклят!

      – Да ну тебя, – южанин хлопнул по столу ладонью. Огромные чёрные глаза на смуглом лице опасно сощурились, гневно заблестели. Как его зовут? В последние полтора месяца имена и лица не задерживаются в моей памяти. – Твоё дело приободрять, а ты каркаешь, точно ворона ощипанная.

      Начинается! Я пробрался между скамьями, занятыми купцами и их помощниками, отыскал свободное местечко поближе к своему нанимателю присел на уголок.

      На тяжелые деревянные столы, накрытые по-деревенски цветастыми скатертями, расторопные служанки расставляли подносы с ароматной выпечкой и сладостями, разливали по чашкам горячий чай (или не чай).

      – Негоже слугу Всевеликого критиковать! – нисколько не обиделся жрец, пододвигая к себе общую тарелку с благоухающим жарким. Красуется, даже зелёный плащ и расшитый золотистыми узорами костюм не снимает, испачкать не боится.

      – Ну да, – хмыкнул Беранель, лысый высокий старик, к которому я напросился в охранники, – в чём же проклятье заключается?

      Я помахал служанке, напоминая ей о своём существовании, и приготовился слушать, наблюдая, как с высокого потолка на паутинке спускается паук. Примета плохая, отчего-то подумалось мне.

      – Проклятье старое, – начал жрец, прожевав мясо, – и последнее землетрясение пробудило его. Двести лет назад в окрестностях Нитереса орудовала шайка Одноглазого. Все как один маги и чародеи в неё входили, ибо поймать душегубов не могли на протяжении нескольких лет. Даже торговый тракт, проходивший в окрестностях, из-за них забросили. Мы как раз сюда ехали по новой дороге.

      – Заметили уже, к делу ближе давай, – поторопили его купцы.

      – И вот однажды, – продолжал жрец, – местному князю вместе с дружиной посчастливилось выследить разбойничье логово. Прятался Одноглазый в пещерах – бесконечных и извилистых, точно вурдалачьи норы. Встала дружина осадой, да только у разбойников припасы имелись, не сдавались душегубы князю. И тогда тот осерчал, приказал обрушить все известные входы. И вздрогнули горы. И осыпались своды пещер!

      Обычно писклявый голос жреца набрал силу, завибрировал, заполнил собой всю общую залу, вознёсся до чердака. Я невольно проникался уважением к тщедушной фигурке служителя Всевеликого Тардена.

      – Только недаром разбойники чарам обучены были. Погибая, прокляли они город, князя и весь его род. И стали являться горожанам призраки душегубов, особенно после каждого землетрясения. Того самого князя и его дружину призраки растерзали в первую же ночь после взрыва. До города так никто не доехал. Один гонец, отправленный вперёд отряда, спася. И тот умом тронулся.

      Жрец перевёл дух, хлебнул травяного чая и продолжал уже привычным писклявеньким