Братская любовь. Елена Жукова

заглянул в детскую кроватку и тихо спросил:

      – Эй, Клопик, когда же ты вырастешь?

      Сестренка сладко почмокала губками, смакуя вкус сна, дернула крошечным носиком и открыла глазки. Это были несоразмерно большие глаза, насыщенного графитового цвета, которые ярко выделялись на акварельном фоне безбрового личика. Самым удивительным было то, что эти глаза взирали на Никиту с какой-то особой ангельской мудростью. Как если бы малышка ведала все, что было предначертано и ей, и брату, и родителям. Как будто она хотела предостеречь от чего-то, но не могла. Уж на что семилетний Никита был неискушен в человековедении, но и он не мог не почувствовать особой зоркости младенческого взгляда.

      – Мам, пап, смотрите, как она смотрит! Как будто бы знает что-то, чего не знаем мы.

      – Говорят, что когда душа возвращается в мир в новом теле, – объяснила мать, – она некоторое время помнит опыт прошлой жизни и внеземного существования. А потом все забывает и начинает учиться заново.

      – И я тоже помнил?

      – И ты тоже. У тебя были точно такие же глаза и такой же взгляд. Сестренка вообще очень похожа на тебя.

      – Ма-а-ам! А можно я ее подержу на руках?

      – Нет, милый, не стоит. Она еще даже головку сама не умеет держать – ее надо специально рукой под шейку подхватывать. Подожди, еще успеешь с ней наиграться! Смотри, у нее на темечке – родничок. Видишь, косточки еще не срослись, чтобы на время рождения головка была мягкой. Дай-ка сюда свою ручку.

      Мать положила руку Никиты на младенческую головку, и тот почувствовал, как под его под его пальцами энергично бьется пульс хрупкой маленькой жизни – такой мудрой и такой беспомощной.

      Глава 2

      После часа «фотканья» друг друга в неестественных позах, в неподходящих местах и без учета направления солнечных лучей, трио путешественников сочло миссию добычи фотодоказательств пребывания в Мексике выполненной. Роман любезно предложил Маше запечатлеть и ее на фоне майянских древностей, но та отказалась.

      – Ну, куда теперь? – поинтересовался у друзей Ник, устраиваясь за рулем потрепанного «Фордика», которого компаньоны окрестили «Генри».

      – Теперь нехило было бы пожрать, – отозвалась Люба.

      – А, может, сначала зачекиним нашу художницу? Все равно Генри рядом с отелем надо бросить.

      – Не, Никитос, – как обычно возразила Любовь, – сначала чо-нить сожрать, а то все кишки от голода слиплись. А ты, подруга, есть хочешь?

      – Спасибо, я не голодна. Но вы не обращайте на меня внимания, делайте так, как вам удобно.

      – Ничоси, какие мы из себя… галантерейные!

      Путешественники оставили машину на парковке перед отелем и двинулись по улицам Тулума, обсуждая на ходу, какое заведение им сегодня предпочесть. Маша с завистью наблюдала, насколько органично ее новые знакомые чувствовали себя в обстановке чужой страны и незнакомого города. То, что пугало ее, для них было естественной средой обитания. Казалось, что эти робинзоны не пропали бы ни в густой иноязыкой толпе, ни на необитаемом острове.

      Друзья задержались у сувенирной