Черти-Ангелы Натальи Викторовны. Наталья Викторовна Литвякова

тебе и горошек, и клеточка, и цветочек, и бабочка! Напустили с Лерой на себя равнодушный вид: мол, у нас дома сто тысяч купальников, как у того Карлсона на крыше.

      – Тебе какой нравится? – небрежно спросила подружка.

      – Вот этот, – показала я на яркое чудо футуризма – немыслимого цвета кружочки и полосочки хаотично переплетались в узоре на кремовом фоне.

      – А мне в клеточку больше. Прям – мечта. Возьму, – решила Лера, – почём купальники?

      – Четвертак, – отрапортовала владелица мечты.

      – Ух, ты ж! Ну, и экономика нынче в стране! Ну, и торговля! Даже отец НЭПа от таких цен в гробу переворачивается! – подруга решительно настроилась торговаться.

      – Шо? Хто?! – изумилась тётка.

      – Отец НЭПа, говорю. Вождь всех времён и народов. Владимир Ильич Ленин. Слыхали? Не представлял даже, что дети пролетариата не доедают, не допивают, денег копят на несчастные купальники, и то – не хватает!

      – ?!

      В результате глумления и торговли прекрасные польские «клеточки» были приобретены на 5 рублей дешевле. То есть Лере ещё и на чёрные коопперативные колготки хватило. Правда, качество – сомнительное, но тут уж – или цвет, или качество. Домой возвращались в приподнятом настроении, а у меня в душе теплилась робкая надежда. Вдруг, и мне удастся выклянчить у отца деньги на купальник. Ведь удача сегодня с нами!

      Час спустя поняла: надежда хоть и последней, но всё же умирает.

      – Не дам, – сказал отец, как обухом хватил.

      – Денег нет? – упавшим голосом уточнила я.

      – Есть. Но на такую дребедень не дам! За два паршивых куска тряпки – целое состояние? Спятила?

      Не смотря на отчаяние, схватившее меня за горло, я открыла рот, чтобы умолять отца, но тут заметила полную пепельницу. Поссорился с мачехой, поняла я. С Галиной Михайловной. Вот почему хмур, груб и скурил пачку «Примы». И собирается поехать помириться, видимо. Значит вот на что понадобятся деньги: на букеты-кофеты, шампанское, а тут дочь со своей ерундой!

      Я сжала кулаки. Никогда ничего не просила: ни обновок, ни вкусностей. Превратилась с помощью подруг в портняжку, перешивая одежду, которая осталась от мамы, в модный прикид. Сдавала бутылки и, чего греха таить, шарила по карманам отцовского пиджака, если папа был пьян. Больше 50 копеек никогда не брала – стыдно – чтобы просто сходить в кино или купить коржик. Давилась гороховой кашей, а ливерная колбаса считалась роскошью. Ну, и что? Переживём, думала я. Пока однажды Галина Михайловна в пылу хвастовства не стала учить меня жизни и тому, как надо вертеть мужчинами: «даже отец твой не жалеет денег на хороший коньяк для любимой женщины!». А я в это время ковыряла ложкой ненавистный горох… И теперь отцу жалко для меня денег!

      Обида распустилась в душе, словно капюшон кобры. Мне пятнадцать лет. Я так хочу приличный купальник, чтобы не стесняться на пляже ребят. Мне хватит его лет на пять, а спиртного?!

      И я закричала на отца.

      – Да как ты смеешь, сопля?! – он сграбастал меня за грудки. Майка треснула.

      – Смею, –