Дремеры. Изгнанники Зеннона. Алина Брюс

По тому, как Ния Бернел оглядела Неллино любимое лавандовое платье, и взгляду, который подарила ей в ответ Нелла, мне показалось, что в лице друг друга они встретили достойных соперниц. Если бы не волнение, я бы почувствовала легкое злорадство.

      Знакомство с домом решили начать снаружи: дядя с Огастом Бернелом шел впереди и сжато, безэмоционально рассказывал об истории дома, архитектурных особенностях и штате слуг. За ними следовала Ния Бернел и слегка раздраженная Нелла. Мы с Хейроном замыкали процессию.

      По настоянию дяди после свадьбы мы с Хейроном должны были остаться жить здесь, в этом доме. В глубине души я была дяде за это чрезвычайно благодарна: одна мысль о том, чтобы жить в чужом доме с чужой семьей меня пугала.

      Незаметно Хейрон замедлил шаг.

      – Признайся, когда ты услышала мое имя, сразу же нарисовала себе беднягу Хейрона с поднятыми ушами и грустным-прегрустным взглядом.

      Кровь прилила к моим щекам, и Хейрон слегка улыбнулся.

      – Когда отец давал мне это имя, скорее всего он не представлял, что в Музее истории одноклассники будут просить меня встать рядом с портретом этого разнесчастного пса и выискивать сходство. Правда, я позволил им это сделать всего один-единственный раз. Как оказалось, некоторые из мальчишек походили на этого пса гораздо больше.

      Хейрон усмехнулся, и в его глазах блеснуло что-то жесткое и голодное. Он продолжил, как ни в чем ни бывало:

      – Зато сейчас, когда я представляюсь, все видят во мне законопослушного гражданина, олицетворение верности Зеннону. Они видят…

      – То, что хотят увидеть, – неожиданно для себя закончила я.

      – Именно, – Хейрон, казалось, не удивился, что я его перебила. – Думаю, что касается имен, ты можешь понять меня лучше, чем кто-либо другой.

      Отчего-то от мысли, что красивому, уверенному в себе Хейрону тоже приходилось мириться с собственным именем, мне стало легче. Значит, я не одна такая.

      Какое-то время мы шли в молчании, сопровождаемые громким голосом Огаста Бернела, которого зеннонское белое привело в хорошее расположение духа, монотонными репликами дяди и несмолкаемым журчанием Нии Бернел и Неллы, которые, судя по всему, сошлись в пренебрежении к альвионской моде. Наконец Хейрон сказал:

      – Эта помолвка для нас обоих неожиданна. Но я надеюсь, что в твоем сердце найдется для меня место. В свою очередь я чрезвычайно рад, что у меня такая прекрасная невеста.

      Хейрон мягко взял меня за руку и посмотрел прямо в глаза, так, словно видел там что-то, чего не видел никто другой. Смущенная, я зарделась и опустила взгляд. Мы продолжили осмотр дома изнутри, и Хейрон, словно вознамерившись преодолеть неловкость, развлекал меня историями о приятелях-студентах, о праздниках и прогулках – так, что я почувствовала, что мы с ним давным-давно знакомы.

      Наконец мы поднялись на третий этаж, туда, где, на противоположной от моей комнаты половине, мы с Хейроном должны были жить после свадьбы. Хейрон с улыбкой осматривал наши будущие комнаты,