Бабочки и хамелеоны. Людмила Евграфова

Семен – серьезно. Хозяйка – снисходительно и грустно, как человек, знающий, куда ведет это неосторожное подключение к запредельному. Каждый может наделать глупостей, узнав, например, свое не очень «прекрасное далеко». А судьба все равно приведет его туда, где он должен исполнить предначертанное.

      Блюдце дрогнуло, сдвинулось с места и стало вращаться, сначала медленно, потом все быстрее, набирая обороты. В его вращении была какая-то бессмысленность, какое-то хаотическое метание по углам. Всем участникам приходилось вытягивать руки, чтобы удержать их на поверхности блюдца.

      – Ну, вы и мастер, Алла Сергеевна, – выдохнул Семен, – как по нотам нас разыгрываете!

      – Ничуть, смотрите, я убрала руки, – блюдце все так же стремительно вращалось.

      – Это, наверное, Люба ему ускорение придает, – философски заметил Николай Петрович, – вы сговорились…

      – Да вы что? – возмутилась Люба, – я тоже не верю, что оно само ходит.

      – Тут не механическая раскачка, мне кажется, блюдце нами управляет, – вдруг заметил Семен, поверив в какие-то таинственные силы.

      – Вы за чистоту эксперимента? – усмехнулась Алла, – отнимите руки, только все сразу. Команда была выполнена. Блюдце еще бегало по кругу, но уже сбивалось с темпа, и постепенно замедляло бег. Алла опять опустила пальцы на блюдце. Все сделали то же самое.

      – Теперь верите? Без веры никак нельзя, иначе духи умерших не будут отвечать.

      – А как с ними разговаривать? – Семен моргнул глазами на потолок, предполагая, что духи поселились там.

      – Надо вызвать дух какого-нибудь великого человека, демиурга, и задать ему вопрос, хочет ли он общаться с нами? – объяснила Алла.

      – Можно, я дух Пушкина вызову? – спросила Люба.

      – Бессмысленная затея. В прошлом году – помните? – было модным повторять его имя всуе. Переключала каналы и все время натыкалась на сентиментальные и тенденциознные разговоры о его гении. ДО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПУШКИНА ОСТАЛОСЬ 142 ДНЯ, 141 ДЕНЬ! Его дух устал от нашего идиотизма. Думаю, он пошлет нас подальше…

      – Может, с нами вообще никто не захочет общаться? – засомневался Семен.

      – Ну, почему же? Надо обратиться к кому-нибудь не так затюканому «светлой памятью народа», чье мнение или совет был бы интересен.

      – Давайте вызовем дух «глашатая революции» Луначарского, он, говорят, был большой эрудит….

      – Никаких «глашатаев» …

      Неожиданно раздался звонок в дверь. Алла Сергеевна оторвалась от блюдца и направила свой взгляд через стену комнаты на закрытую дверь, пытаясь развить в себе дар ясновидения, но, ни импульсов, ни реминисценций в мозгу не возникало.

      – Вот вам и кот, – засмеялся Каржавин.

      – Кого это черт принес? – удивился Семен, – уж не Прасковью ли Петровну? Кстати, она нас видела, когда мы сюда шли.

      – Ну, что? Открывать дверь этой неутомимой труженице, нашей олимпийской надежде? – спросила Алла у приунывших коллег.

      – Придется, – вздохнула Люба, – из всех окон льется свет, сразу видно – что здесь праздник…

      – А