Спасатель. Вечная война. Михаил Гвор

и мокрый, подтаявший от тепла моего тела. Ничего мокрого не ощущается. Холодного тоже. Только травка. Нежная, шелковистая… КАКАЯ, БЛИН, ТРАВКА?! Сжимаю ладонь, пытаясь понять, что попадается под пальцы. Точно! Трава! Мать ее зеленую!

      Рывком сажусь, распахиваю глаза и хватаюсь за голову, обеими руками запихивая обратно разбушевавшихся дятлов. Но дело сделано! Обозреваю окрестности и охреневаю. Даже дятлы не в силах помешать моему удивлению. Лес кругом. Хороший «парковый» лес. Видимость «километр на километр».

      А еще в этом лесу лето! Ветерок листики на деревьях колышет, солнышко жарит немилосердно, в ветвях птички чирикают… Это что за семизвездчатая похребень с переподвыподвертом?! Я же был на Кавказе! Зимой! На без малого трех тысячах метров! Минус двадцать, снегу по уши… А сейчас? Благополучно сдох, а это типа райский сад, что ли? А где гурии? Или их неверным не положено? А что положено? Могильные черви? Так тоже отсутствуют…

      Какой, к чертям, райский сад с дятлами в башке?! Да с такого перестука любой праведник с катушек съедет. Начнут журчащие ручьи мерещиться… Ага! Уже журчит! Слева, метрах в пятидесяти. Поворачиваю голову. Ни фига не видать. Вода? Пытаюсь встать. Получается на четверть. В смысле, на четвереньки. Ну как получилось… Начинаю перемещение в направлении журчания. Которое, кстати, смолкло. Или из-за дятлов не слышно… Метров через несколько темечко упирается во что-то большое и лохматое. Поднимаю голову. Больно-то как! И видимость не улучшилась. Только мех в глаза лезет… Толкаю препятствие рукой. Оно послушно отодвигается. С трудом фокусирую взгляд. Большой комок белого с рыжиной меха. Вниз торчат четыре лапы. Слева – хвост. Справа повернутая в мою сторону клыкастая морда с высунутым красным языком. Зубки… Хорошие зубки. Большие, белые и без малейших следов кариеса.

      – Шарик!

      Собака радостно улыбается.

      – Шарик, где вода?

      На морде появляется выражение тягостного раздумья. Но раз лохматый не срывается с места, значит, никакого ручья поблизости нет. А что же журчало?

      – Шарик, это ты журчал?

      Пес скалится в ехидной улыбке. Сволочь! Я умираю, как хочу пить, а эта лохматая гадина заставила меня ползти в направлении его журчания! Убью садиста! Вот встану на ноги и убью. Обязательно.

      Шарик поворачивается ко мне мордой, и я вижу на его широкой груди маленький бочонок, пристроенный Витьком для большего сходства нашего приблуды с сенбернарами из легенд. А заодно для создания передвижного винного резерва.

      – Шарик, благодетель… – выдыхаю я и приникаю к спасительной емкости.

      Пожар во рту и пищеводе мгновенно гаснет. С каждым глотком наливаются силой мышцы, проясняются мозги, и даже дятлы понемногу успокаиваются, превращаясь в обычную головную боль. Через литр я уже ощущаю себя человеком. Через полтора – хорошим человеком. А еще граммов через двести возвращаюсь (на двух ногах!) на место, где проснулся, и заваливаюсь спать дальше. Ну его на фиг! Чего его? А всего! Высплюсь, тогда и разберемся.

      Просыпаюсь