Гетопадение. Мамкина Конина

от первого и прислушался: кто-то детским голосом лепетал над его ухом. Антон сделал попытку перевернуться на бок, но хруст снега, треск стекла и боль в переносице наложили вето на это решение: «А, ясно, я ношу очки».

      – Ты как? – с его груди поднялась и радостно мурлыкнула ещё одна, но уже маленькая, фигурка. Кем они приходились друг другу, Антон вспомнить не мог, но ощущал к детёнышу смутную привязанность. Не может быть чужим ребёнок, который тоже носит очки, а потому он ещё крепче прижал малыша к себе.

      Внезапный порыв ветра, спугнувший снежинки с земли, наконец унялся. Благодаря силе оптики Шульц разглядел ещё несколько рядов таких же силуэтов. Помимо почти одинаковых солдатских, его окружали ещё женские и детские. Доспехи горели на солнце, отражая свет прямо в глаза. «Отражающий» было сегодня словом дня. Антон снова упал на спину и проклял Оптическую Силу. Прокашлявшись, он попытался вступить в дискуссию: «А, э…Извините?».

      Ребёнок повернул голову и что-то пропищал возвышавшейся над ними тени. Тень немного подумала и грозно плюнула вниз пару слов. Для Антона это прозвучало, как спор настроечной таблицы и помех, что привело его к выводу – язык родственника он бы знал. «Не мой», – заподозрил он.

      – Пап? Я ему сказал, мы пришли с миром, а он такой: «Хватит врать», – пожаловался ребёнок. Из этого предложения он внезапно понял больше, чем в него закладывали, однако не то, что пытались донести.

      «Мой, значит», – с гордостью заключил он, — «Господи, я такой, получается, старый… рая?», – он прижал руку к шее и прочистил горло, – «Всё-таки "рый". Хвала богам». В этот момент Антон почувствовал себя одновременно сексистом и ослом: «Мда, мог бы и по "пап" догадаться». Но голова всё ещё трещала так, что он решил не сильно укорять себя за спутанность сознания.

      – А мы с миром, да, же пришли, – он понял, какие отношения их связывают, но решил не рисковать и не пытаться угадывать половую и гендерную принадлежность подростка, – Этот… Дитя моё?

      Дитя пропустило его слова мимо ушей и снова жалобно обратилось вверх к силуэту, стоявшему со скрещёнными на груди руками. Он нахмурился и склонил голову набок. Прежде чем ответить ребёнку, он поднял с земли рюкзак, брезгливо осмотрел и швырнул вперёд. Проскользив по снегу ещё около метра, он остановился прямо перед носом Антона. Врач, вдавивший голову в плечи, как черепаха, боязливо разлепил веки. Он приподнялся на локтях и обратился к новообретённому ребёнку с немым вопросом. Если бы вопрос не остался немым, с ним нельзя было бы обратиться к подростку. Или к кому бы то ни было.

      – Я сказал, что ты врач и решил бескорыстно помочь местным жителям.

      «Я врач? Где-то это уже слышал подобное», – Антон почему-то сразу решил, что "бескорыстно" совсем не то слово, которое он мог бы знать, — А он что ответил? Если сказал уходить, то уйдём. Раз надо, значит, надо, без проблем.

      – Он спросил, наше ли это.

      — Наше? – постарался угадать Антон.

      Подросток