Разные лица войны (сборник). Константин Симонов

этой поездки, как собирался, а перед ней.

      Николаев спросил, на сколько дней я полечу.

      Я сказал, что на три.

      Он рассмеялся и сказал, что раньше первого он меня обратно не ждет, но я должен дать ему слово, что к первому буду.

      Я дал слово…

      Еще раз прерву себя для маленького, но в данном случае важного уточнения.

      Из второй поездки на Арабатскую стрелку мы с Николаевым приехали обратно в Симферополь не ночью 23 сентября, как это сказано в дневнике, а в ночь на 23 сентября, и, следовательно, наш последний разговор был 23-го. Если бы, как это можно понять из дневника, наш разговор происходил 24-го, то штабу армии, а значит, и Николаеву было бы уже известно, что Манштейн на рассвете начал свое наступление на Перекоп. Ответ «пока тихо» мог быть дан только утром 23-го, это был последний день, когда там, в Крыму, так и считали.

      Родина

      Касаясь трех великих океанов,

      Она лежит, раскинув города,

      Покрыта сеткою меридианов,

      Непобедима, широка, горда.

      Но в час, когда последняя граната

      Уже занесена в твоей руке,

      И в краткий миг припомнить разом надо

      Все, что у нас осталось вдалеке,

      Ты вспоминаешь не страну большую,

      Какую ты изъездил и узнал,

      Ты вспоминаешь родину – такую,

      Какой ее ты в детстве увидал.

      Клочок земли, припавший к трем березам,

      Далекую дорогу за леском,

      Речонку со скрипучим перевозом,

      Песчаный берег с низким ивняком.

      Вот где нам посчастливилось родиться,

      Где на всю жизнь, до смерти, мы нашли

      Ту горсть земли, которая годится,

      Чтоб видеть в ней приметы всей земли.

      Да, можно выжить в зной, в грозу,

      в морозы,

      Да, можно голодать и холодать,

      Идти на смерть… Но эти три березы

      При жизни никому нельзя отдать.

1941* * *

      На час запомнив имена —

      Здесь память долгой не бывает, —

      Мужчины говорят: «Война…» —

      И наспех женщин обнимают.

      Спасибо той, что так легко,

      Не требуя, чтоб звали милой,

      Другую, ту, что далеко,

      Им торопливо заменила.

      Она возлюбленных чужих

      Здесь пожалела, как умела,

      В недобрый час согрела их

      Теплом неласкового тела.

      А им, которым в бой пора

      И до любви дожить едва ли,

      Всё легче помнить, что вчера

      Хоть чьи-то руки обнимали.

      Я не сужу их, так и знай.

      На час, позволенный войною,

      Необходим нехитрый рай

      Для тех, кто послабей душою.

      Пусть будет всё не так, не то,

      Но вспомнить в час последней муки

      Пускай чужие, но зато

      Вчерашние глаза и руки.

      В другое время, может быть,

      И я бы прожил час с чужою,

      Но