История Лоры Виттеншлегер. Мишель Дарби

его, всхлипнула, но плакать передумала.

      – Эх ты, бедолага! – Заключил бандит, – Носит же тебя судьба. Как и меня впрочем. Нету у меня ни жены, ни детей, а так бы хотелось… – И он погладил ее широкой ладонью по черным крашеным волосам, принялся кормить. Однако Ляля взяла у него ложку и принялась сама кушать, испачкавшись и несколько раз закашлявшись от того, что попало не туда.

      С утра Рубенситам понеслась к цыганам, а Иннокентий водился с Лялей в доме, не рискуя ее выносить во двор, чтобы лишний раз не увидели соседи.

      Когда же Рубенсита наконец собралась «на работу», то для Ляли наступили трудные времена.

      Цыганка просыпалась с первыми петухами, завтракала, давала девочке чай и печенье, одевала ее по-нищенски и также одевалась сама. Чтобы Ляля не мешала ей на паперти, она добавляла в сладкий чай водки и если девочка отказывалась его пить, то силком заливала смесь ей в рот. Покричав, ребенок успокаивался и засыпал и цыганка могла спокойно заниматься делом.

      За нею закрепили место на автовокзале. Народ воспринимал ее как мать-одиночку, полусумасшедшую алкоголичку, возможно блаженную. Милиция ее не трогала, а конкурентов не было.

      Обычно она садилась на холодный заплёванный тротуар, украдкой, правда, подсунув под мягкое место подушечку, раскладывала перед собой целлофановый кулечек, закрепив его камнями-голышами, брала на руки спящего ребенка и жалостным голосом, не поднимая глаз на прохожих, взывала: «Подайте Христа ради!», «Не дайте дитю помереть с голоду!»

      Так прошел месяц. Полтаву стало часто заметать снегом, который днем то таял, то уже формировался в небольшие сугробы.

      Редкие дни «хата» пустовала. Там неожиданно появлялись и также внезапно изчезали «деловые люди».

      Через две недели по приезду Рубенситы с дитем в Полтаву, отправился «по делам» Иннокентий, который не появился ни к Новому году, ни к Рождеству. Видимо, отсиживался где-то после «мокрухи».

      Когда в середине декабря наступила настоящая зима, Ляля простудилась и заболела. Везти ее в детскую больницу не было возможности. Да и особого желания вылечить девочку Рубенсита не проявляла. Давала ей невпопад какие-то таблетки, которые неизвестно сколько провалялись в ящике кухонного буфета и ждала: выживет – хорошо, а нет – то мало ли есть еще на свете детей, которых можно украсть?

      Было в болезни ребенка для «бизнесменки» преимущество – не надо было заливать в рот Ляле водку. Она и без того находилась уже который день в полубессознательном состоянии. С температурой под сорок девочка вылеживала на руках мучительницы положенный «рабочий» день, а в доме, отогревшись, тихонько всхлипывала, открывая и закрывая помутневшие глазки, отказывалась от пищи, лишь пила водичку жадными глотками.

      Через неделю у Ляли наступил кризис. В одну из морозных ночей Рубенсита почувствовала, что девочка обречена и даже впервые присела возле нее на полчаса понаблюдать. Конец это был или все еще нет.

      Был в жизни молодой цыганки момент, который сломал