Наследство. Екатерина Оленева

Они привлекали внимание, брали за душу и… способны были напугать.

      – Это была всего лишь проба кисти, все эти…

      – Призраки? Всегда увлекался этой темой. Там, откуда я родом, к призракам относятся серьёзно и с уважением.

      – Для меня призраки лишь метафора прошлого. Пугающие отголоски памяти, не более того.

      – Ты права. Прошлое наполнено призраками, дай им волю, и они сведут тебя с ума.

      – Тогда не стоит давать им волю. Расскажите о ваших призраках, Дориан? Как вы оказались на месте управляющего в «Райский кущах»?

      – Райских садах, – поправил он.

      И, вновь пригубив вино, брезгливо поморщился:

      – Это не самая красивая история.

      – Не всем история суждено быть красивыми. Главное, чтобы они были правдивыми.

      – Совсем не обязательно. Люди на самом деле очень странные создания, мисс Аддерли. Сначала они требуют правды, ищут её, а когда находят, готовы отдать больше половины всего, что имеют, лишь бы забыть то, что знают. Прежде чем что-то искать, нужно точно знать, что ты станешь с этим делать, когда найдёшь?

      – Ну, что касается правды о вашем прошлом, я точно знаю, что стану делать – я не буду себя этим нагружать. Это ваша ноша. Ваши призраки.

      – Вы правы. Видите ли, дорогая Корнелия, всё дело в том, что у меня не было моей собственной семьи. Вернее, она, конечно, была, но я её плохо помню. Мой папаша был наркошей, а мать – девицей в улицы, родившей меня, когда ей не было ещё и шестнадцати. Естественно, что заботиться обо мне они не могли и я оказался сначала в приюте, потом – в приёмных семьях, потом – просто на улице. Когда живёшь там, то всё, на что можешь надеяться – это на отсутствие боли. Для оказавшихся на дне это и есть счастье, всё, на что они могут надеяться. Там, на дне, перестаёшь верить в бога и в божий замысел.

      – Логично, – кивком поддержала свои слова Корнелия. – Без одного не будет другого.

      – Ты веришь в то, что бог существует? Что за порогом смерти стоит сам дьявол, который жаждет пытать нас до конца времён? Что каждый смертный грешен и познает расплату?

      – Странно, что вы об этом спрашиваете. Но – да, я верю в бога. Мой бой милосерден. В моём видении мира никто не обречён. Здесь, на земле, выбор есть у каждого и лишь наше решение строит нашу судьбу. Никто от рождения не предназначен только лишь ко злу или к одному добру. У каждого есть шанс на выбор – пасть или спастись.

      Присушившись к тому, как пафосно это прозвучало, Корнелия рассмеялась:

      – Наверное, ваше вино слишком крепкое. Оно ударило мне в голову. Обычно я не имею привычки рассуждать о спасении души с едва знакомыми людьми. Впрочем, с хорошо знакомыми – тоже. Чему вы улыбаетесь?

      – Кому, а не чему. Я улыбаюсь вам, Корнелия. Наверное, это голос крови говорит в вас. «Никто не обречён, каждый может спастись», – приблизительно тоже самое сказал и ваш дедушка около пятнадцати лет тому назад, когда я вместе с другими ребятами, с которыми мы сколотили шайку, забрались в особняк "Райских Садов», в надежде поживиться грабежом. Мы не погнушались бы и убийством,