Летняя королева. Элизабет Чедвик

на задних лапках, прежде чем хозяйка скормила ей мясо, щедро осыпая похвалой.

      – Умнейшая собака во всем христианском мире. – Алиенора выдавила из себя улыбку.

      Прошел месяц с тех пор, как она потеряла ребенка. Молодое и сильное тело быстро шло на поправку, но королева теперь часто плакала и грустила. Хотя ребенок был слишком мал, чтобы получить душу, она остро переживала его потерю, как и свою неспособность исполнить долг.

      Священники молились с ней ежедневно, и даже приезжал Бернар Клервоский со своими советами и соболезнованиями. Чувствуя антипатию к этому человеку, но понимая, насколько он влиятелен, она постаралась не возражать ему открыто, однако их отношения не потеплели, и он продолжал обращаться с ней как с ветреной и пустой девчонкой, нуждающейся в строгих наставлениях.

      Кусочки оленины закончились, Бланшетта зевнула и растянулась перед камином, чтобы поспать. Равнодушная к рукоделию, Петронилла в редком порыве добросердечия предложила сестре помассировать ступни.

      Алиенора закрыла глаза и расслабилась, когда сестра, сняв с нее мягкие лайковые башмачки, начала разминать ступни решительно, но осторожно. На Алиенору снизошел покой, она вся отдалась во власть лечебной процедуры; подобные минуты наедине в последнее время выдавались нечасто. Когда Людовик был дома, то Алиенора занималась только им: его потребностями, его притязаниями, и между сестрами возникло небольшое отчуждение.

      Петронилла вздохнула.

      – Вот бы так жить всегда, – сказала она. – Жаль, что это не Пуатье.

      – Мне тоже жаль, – пробормотала Алиенора, не открывая глаз.

      – Как ты думаешь, мы когда-нибудь туда вернемся?

      – Да, конечно вернемся. – Восхитительные мечты улетучились, но Алиенора все равно не открыла глаз. – На этот раз не получилось из-за срочного дела, к тому же я была с ребенком. – Она отогнала от себя грустную мысль. – Обещаю, мы скоро туда поедем, поживем в Пуатье и Бордо, поохотимся в Тальмоне.

      Глазки Петрониллы так и вспыхнули.

      – А еще мы побродим по мелководью, собирая ракушки!

      – Я сделаю из них ожерелье и повешу тебе на шею! – Алиенора рассмеялась, представив реакцию Аделаиды, когда та увидит, как они с сестрой плещутся на мелководье, подоткнув юбки, словно рыбачки.

      При мысли о замке на мысе в Тальмоне, золотистом пляже и мерцающем на солнце море у нее комок застрял в горле. Ведь там она гуляла рука об руку с Жоффруа де Ранконом во время дворцового пикника и ходила босая по кромке воды.

      У отца были там охотничьи угодья, где он держал своих драгоценных белых кречетов – самых жестоких хищников во всем христианском мире, мужественный символ герцогов Аквитании. Алиенора помнила, как стояла в мягком сумраке конюшен и держала на запястье одну из птиц. Та цеплялась за кожаную перчатку кривыми когтями и поблескивала черными глазками-бусинками. А потом она вынесла птицу на воздух, подбросила вверх и кречет полетел, резко взмахивая белыми крыльями под звон серебряных бубенцов.