Никому неизвестная. Людмила Геннадьевна Иванова

я не хочу такой. Мне нравится из герани кактус делать, – заключил он.

      – Смотри, как бы твоя герань не делась куда-нибудь…, пока ты отдыхаешь, – пробормотал он с осторожностью.

      – Да ну! Куда она без меня! – только махнул он рукой.

      Молодой человек на ступеньках, не стал продолжать спор, а, только помолчав, вдруг произнес:

      – Знаешь, а вот мой кактус в этом году цветет…

      – Как это?!

      – Вот так! Три года за ней ухаживал, дарил цветы, подарки, смс писал…

      – И что?

      – И потом женился…

      – На кактусе?!!!

      – Ага. Уже 10 лет вместе и у нас гибриды – вечнозеленые крепкие деревца, – улыбнулся он.

      – О! А кактус?!

      – А кактус цветет…, – он опять улыбнулся и тихо добавил, – говорит, что благодаря мне…

      – Не, не, подожди, – недоверчиво, оглядев его с головы до ног, спросил, – а что ты делал-то?!

      – Ничего. Просто помогал ей, любил. Да и сейчас люблю, помогаю по мере возможности.

      Наталья улыбнулась про себя этому диалогу и почувствовала, как что-то легкое пробуждается в ней.

      «А ведь я тоже кактус», – подумала она, – «И Виктор женился на мне после трех лет ухаживания, не смотря на все советы и предостережения друзей, родных…», – она улыбнулась своим воспоминаниям, и что-то светлое шевельнулось в ней, а горькая мысль прошелестела, – «Тогда мы были свободны, принадлежали себе… и ещё никому неизвестные», – и Наталья развернулась в сторону небольшой просеки и медленно пробрела. Её руки повисли вдоль тела, еле держа книгу, а в уме стали складываться стихи.

      Окутанные черным облаком

      Безжизненные руки держат книгу.

      И улетает дух,

      Потух блеск глаз, добра не видно…

      И свет не светел, черны звезды,

      Тут вечно балом правит мгла

      Ты повредил. Но скажут сверху:

      "Ты поврежденная была!"

      Она просто шла, оглядывая местность, вокруг ни души, а только горы и чистый свежий воздух. Когда она отошла на приличное расстояние от домиков, то заметила неприметную тропинку и решила пройтись по ней. А когда на нее ступила, то почувствовала, как какая-то тяжесть в груди сдавила, и воспоминания потекли рекой.

      «Это тропинка прошлых воспоминаний что ли?», – удивлялась она себе, вспоминая то счастливое время, молодые годы, о которых она не позволяла думать себе в последнее время, пытаясь заполонить время суетой и делами повседневности. Здесь эти воспоминания вдруг хлынули большой рекой без берегов и краев. Горечь, копившаяся в душе, хлынула горячей лавой. И все, что трогало ее, особенно события личной жизни, в которую лезли все, кому не лень, и что пряталось далеко, в потаенные уголки души – раскрылось перед ней, в этом величие природы, облекаясь в горькие слезы осознавания. Сколько времени это длилось, она не знала, и в какой-то момент дышать стало трудно и рыдания со стоном вырвались наружу, от которых идти было невозможно. Она села прямо на траву, спрятавшись в полевых цветах, рыдала так,