Рождение династии. Книга 2. Через противостояние к возрождению. Владлен Шувалов

целовать? Так ли, братцы?

      – Так, так! – послышалось отовсюду.

      – Ну, коли так, так я скажу, что на душе накипело. Пора нам всем за дело взяться – пора о Руси подумать! Пора от обмана отстать и откреститься и грехи наши замолить. Не за грехи ли наши лютые вороги Русь православную врозь несут? Не за грехи ли мы теперь, в канун великого праздника Рождества Христова не в церкви Божьей на молитвы собрались, а в Приказной избе сидим.

      – Так вот что, братцы, – все ободряясь и возвышая голос, продолжал опять Солнцев-Засекин, – вот что я думаю: не можем мы, калужане, ни сыну Марины Юрьевны, ни иному кому крест целовать… Не великие мы люди: побольше нас люди всей земли Русской! Пождем, что земля скажет. На чем старшие города положат, на то и мы станем.

      Кому Москва присягнет, тому, и мы свою присягу понесем.

      – Верно! Верно! На этом и положить надо! Верно, боярин сказал! – послышались отовсюду громкие голоса большинства.

      – А как же быть с царицей? С Мариной Юрьевной?…

      Как быть с царевичем?

      – Какой он царевич? – крикнул кто-то из калужских бояр. – Он прижит в блудном житии Мариной Юрьевной со своим секретарем Невзоровым Алешкой. Так станем ли мы присягать невзоровскому щенку?

      Опять подняли гвалт и крик, в котором никто и ничего не мог уж разобрать.

      И снова Солнцев-Засекин, выждав удобное мгновение затишья, возвысил свой голос:

      – Братцы! – сказал он спокойно и твердо. – Не будем препираться! Положим на том, чтобы выждать московских вестей… Сапеге не поддадимся – он нам не указ!.. Марине Юрьевне мы тоже зла не хотим: пускай живет и радуется на свое дитя. Но дабы смуты, какой из-за ее ребенка не приключилось, дабы она и сама нам не могла вредить своим упорством женским – мы ее возьмем с сыном за приставы!

      Так ей зла не учиниться никакого, и себя обережем.

      Панна Гербуртова приотворила дверь и сказала шепотом:

      – Пришел боярин, посланный из думы. Прикажешь ли принять его, наияснейшая панна?

      Боярин Солнцев-Засекин поклонился Марине в полпоклона и сказал:

      – Пришел я к тебе, государыня Марина Юрьевна, с нашим думским приговором. Изволишь выслушать его?

      Марина выслушала все, потом поднялась, прямо глядя в очи боярину, сказала:

      – Не признаете меня царицей и сына моего царевичем, так отпустите меня отсюда… Найдутся люди, которые пойдут за мною и останутся верными мне и сыну моему!

      – Дума положила, – спокойно ответил старый боярин, – до времени тебя и сына твоего отсюда не выпускать. А чтобы зла никто вам никакого не учинил – взять тебя и сына за приставы.

      – Изменники! Злодеи! Предатели! – воскликнула Марина, подступая к боярину и сверля злобными очами. – Как смеете вы мной распоряжаться?

      Я не хочу здесь быть! Я сейчас…

      – Не выпустим! – спокойно сказал боярин, – не круши себя напрасно.

      И без поклона, повернувшись к дверям, он вышел из комнаты.

      Подошел Ян Сапега к