Русская Темрязань далекая и близкая. Иван Иванович Демидов

уходить. Ему не хотелось в такой поздний час, на берегу с ворожеей задерживаться.

      «Мама, наверное, заждалась, а эта нечистая сила опять будет измываться надо мной, соблазнять своими прелестями, так недолго и до греха. От нее можно всего ожидать, может опозорить на все село. Нельзя ей верить. Мама права: не чисто у нее на уме.

      –Постой малость, Никитушка, дай юный богатырь наглядеться напоследок на тебя. Два года мы уже знаем, друг друга, встречаемся, а вот по душам поговорить не догадались. Нынче наш вечер. Посидеть мне хочется с тобой здесь на яру под кусточком, помечтать о нашем будущем, поцеловаться. Можно и вином побаловаться. Проститься нам с тобой надо по-хорошему, может потом, и свидеться не придется. Грустно мне сейчас: тебя и себя жаль. Не знаю я, как жить буду без тебя. Люб ты мне с первой встречи. Возьми, Никита меня с собой на службу – пригожусь, не покаешься. В генералы тебя произведу. В роскоши и славе будешь при царском дворе служить. Не веришь? Вот крест!

      И Огашка-Сирота демонстративно размашисто перекрестилась, потом заулыбалась искренно до слез и всхлипнула, как ребенок.

      У призывника глаза на лоб полезли. Не слыхал он никогда, чтобы девка сама сваталась. Он повременил, пришел в себя и с улыбкой ответил:

      –Хороша ты Огаша, слов нет, как хороша, умом и честью взяла. Вишь, глаза зеленые, как изумрудные, брови вразлет, только не по мне. По Сеньке шапка должна быть. Да и говоришь ты чудно, несуразицу. Куда я тебя возьму? Когда я сам не ведаю, куда меня повезут. И под кусточком сидеть хмельным, целоваться и миловаться нам не позволительно. Не венчанным грех. Так в Евангелии писано. Блуд – это грех, непростительный. По Божьему жить надо, а не по-скотски. Всему свое время.

      Огашка-Сирота возмутилась.

      –Темнота несчастная, учить меня вздумал. В рот растешь. Посмотри вокруг, как люди живут: в любви и ласке. Слаще любви ничего нет. Живи одним днем. Вечер, да наш. Увезут вот тебя не целованного на царскую службу. И знаю я, куда тебя повезут. Такие недоросли-переростки молодому царю нужны. Служат они у него в потешной крепости на Яузе реке. Мать ему ту крепость построила для игровых баталий. Таких, только рослых как ты туда и гонят по царскому указу. Бывала я в той крепости, видела я там и молодого царя и его гренадеров. У юного помазанника все потешным называется: потешная крепость, потешная флотилия, потешные собутыльники, которые на свиньях пьяные в стельку катаются. Воинственный наш царь. Быть, сказывают, большой войне и не одной. Едешь ты, Никитушка, к царю, как к черту на рога. Около него всегда будет пекло.

      Никита от удивления рот открыл, но вовремя спохватился.

      –Все-то ты знаешь. А может, все врешь, пугаешь, насмехаешься? Легкой службы я не жду. Вот ты сулишь меня в генералы произвести. Да кто ты такая? Чтоб чины давать.

      –Огашка-Сирота расхохоталась опять до слез.

      –Ну, ты меня уморил своей наивностью. Ты что не читал, как миром правят женщины, да и в жизни все так.

      Никита, рубанув воздух широкой ладонью, ответил:

      –Да не хочу я быть генералом, мое место в рядовых. Так служить