«Яйцо от шефа». Петр Альшевский

что-то застряло, и я нитью извлечь пытался. Навязчиво мне мешало! Мне бы дальний план чем-нибудь заполнить, а глаза моей мысли не вдаль, а как бы к передним зубам скосились – уставились и не двигаются. Пока застрявшее не вытащу, никакой возможности вдумчиво кистью водить. Начал вслепую, после к зеркалу подошел, губы рукой опустил и узрелось мне, что практически у всех моих зубов основания черные. Ошарашило мне это, должен сказать, до неподвижности. Раззявившимся изваянием у зеркала вечер провел. Мозги действовали. Вспоминал, что Елена Пичужина ногти в синий цвет красит. Что за девушка! Каждый раз сюда заявляется и говорит, что ее Еленой Пичужиной зовут.

      Гурышев. Зимой она в варежках. Какой под ним лак, не увидишь. Девушка она не в себе, но проявления минимальны.

      Устинов. Людей на картинах целует.

      Гурышев. Иконы целуют и нормально. Сложностей у меня из-за нее не возникает.

      Буйняковский. Но не когда ты с женой здесь стоить. Здесь твоя супруга не выступает, но дома от ее ревности тебе, наверно, не спрятаться.

      Гурышев. Ревность она придумала, чтобы зависть укрыть. Кто из художников здесь, у нас, выставляющихся, наименее у Елены в почете?

      Буйняковский. Твоя жена.

      Гурышев. А в противоположную сторону кто для нее первый?

      Буйняковский. Я.

      Гурышев. Не ты, а я! С чего ты, не понимаю, себя назвал?

      Буйняковский. Серия моих кедров Елену покорила. Она мне сказала, что кедры у меня просто сказочные.

      Гурышев. Потому что на настоящие не похожи.

      Буйняковский. Реалистично я не пытался, у меня…

      Гурышев. У тебя всегда сплошной реализм. Тираническое чувство реализма! Тебе от него не освободиться. С кедрами похожести достичь не удалось и теперь ты нам рассказываешь, что замысле дальше шел. Скрупулезный подход к шишкам и стволам отбросил, а неведомый тебе образный мир занырнул, воспринимайте меня, господа. творцом собственного измерения… что до меня и меня моей жены, то ревновать к Елене она меня в принципе может. Елена девушка симпатичная.

      Устинов. К нам сюда она на электричке добирается. Из Синицыно.

      Гурышев. Ты у нее спросил?

      Устинов. Обеспокоился тем, что она затемно задержалась. Помните, однажды в ноябре до одиннадцати мы не расходились?

      Гурышев. Пьяную компанию ждали.

      Устинов. Сильно поддавшая интеллигенция на кураже картину, возможно, и купит.

      Гурышев. Фадеев нам наговорил, что народ он приведет, на покупки крайне настроенный. Выпивали, на его увешанные картинами стены пялились, под коньяком убеждались, что иметь дома живопись – это культурно. И Фадеев им нас. Достойную живопись за скромные деньги. Вы думали, что за бесценок хорошую картину не приобретешь, но у меня есть ребята… а нам сказал, чтобы не уходили. Немалый бакшиш для вас намечается! Гостей еще распалю, в нужную кондицию их введу и к вам мы пойдем. Фадеев – трепло!

      Устинов. Бывший художник все-таки. Что мы простоим сколько надо, он не сомневался. Перед нами денежный знак в воздухе черкни и мы