На небе ни звезды. Мария Серрадо

ничего на это не ответил.

      Ей не хотелось дышать, говорить, двигаться. Она желала только одного – чтобы все закончилось, чтобы ей больше никогда не нужно было открывать глаза. Но этот припадок не мог длиться вечно, как бы ей этого ни хотелось, и вскоре судорога отпустила ее, так что Валери постепенно начинала дышать спокойно. Она увидела искаженное гримасой боли лицо отца, склонившегося над ней, пытаясь хоть чем-то помочь, закрыла свое лицо руками, встала и выбежала из кухни, удерживая в себе новый поток слез. Запершись в своей комнате, она высунулась в окно, слабо держась дрожащими руками за твердую раму.

      Совсем стемнело. Валери заметила яркий огонек где-то вдалеке и вытерла глаза, чтобы видеть четче. Теперь она не сомневалась – в центре города горело здание. Огонь поднимался высоко и был настолько ярким, что ослеплял ее раздраженные глаза даже с такого расстояния. Она не могла отвести глаз от разрушительного пламени и поднимающихся вверх клубов дыма. Горел центральный универмаг Гейнсборо – половина здания уже была съедена огнем.

      ***

      Вида уже долго сидела в своей комнате, не двигаясь и глядя в одну точку: на старое черное пятно на обоях, не выцветшее за годы, – еще один след ее многократных стычек с самой собой. Она не видела свои руки, но знала, что они испачканы в чем-то сухом и сером.

      Пепел?

      Она не замечала, как тают минуты, и тиканье часов на стене уже не говорило ей о времени, а превратилось в перманентный звук, который будто бы всегда раздавался в голове.

      Вида не шевельнулась, когда Александр открыл дверь комнаты так, что она хлопнула о стену.

      –Как это называть? Ты хочешь меня свести в могилу?

      Тоже мне, научился красиво говорить.

      Она молчала где-то полминуты, а потом посмотрела на него и задала свой любимый провокационный вопрос:

      –А если и так?

      –Так, значит? Что ж, огромное спасибо… Ты так признательна за все, что я для тебя сделал.

      –И что же ты сделал? Не придумывай. Мне тебя благодарить не за что.

      –Ты смеешься?

      –Ничего по-настоящему хорошего ты для меня не сделал.

      –Я решал твои проблемы, пока ты билась в судорогах. Я придумывал объяснения твоего отсутствия, пока ты обкуривалась в каком-нибудь притоне или шлялась по городу с твоими дружками… Я искал тебя по всем больницам и обзванивал морги, когда ты не появлялась днями, я выпроваживал отца, чтобы притащить тебя домой незаметно. Я тысячу раз умолял его пересмотреть его решение! Столько лет, и ни капли сопереживания. Никогда – от тебя – невозможно – дождаться.

      –Я не просила тебя об этом, – сказала Вида, сжимая руки в замок.

      –Если тебе до такой степени все равно, это не значит, что мне тоже. Скажешь мне спасибо, когда буду оттаскивать тебя от перрона?

      –Замолчи. Я тебя поняла, хватит уже. Не будь истеричкой.

      –Нет, не хватит. И что это за выходка на вечеринке? Ты совсем охренела?

      –Это Генри тебе разболтал? – Она вспыхнула.

      –Да