Книга для родителей. Антон Семенович Макаренко

выражение особого сорта усталой, привычной добродетели.

      Дети его были почти погодки, было им от тринадцати до пятнадцати лет. В их лицах начинала показываться такая же круглая и такая же неподвижная твердость, как и у отца.

      Мне не так часто приходилось заглядывать к Бабичу, но почти всегда я бывал свидетелем такой беседы:

      – Папа, дайте двадцать копеек.

      – Зачем тебе?

      – Тетрадку нужно купить.

      – Какую тетрадку?

      – По арифметике.

      – Разве уже исписалась?

      – Там… на один урок осталось…

      – Я завтра куплю тебе две тетради.

      Или такой беседы:

      – Папа, мы пойдем в кино с Надей.

      – Ну, идите.

      – Так деньги!

      – Почем билеты?

      – По восемьдесят пять копеек.

      – Кажется, по восемьдесят.

      – Нет, по восемьдесят пять.

      Николай Николаевич подходит к шкафику, достает из кармана ключи, отпирает ящик замка, что-то перебирает и перекладывает, запирает ящик и кладет на стол ровно один рубль семьдесят копеек.

      Сын пересчитывает деньги, зажимает их в кулаке, говорит «спасибо» и уходит. Вся эта операция продолжается минуты три, и за это время лицо мальчика успевает постепенно налиться кровью, которая к концу операции захватывает даже кончики ушей. Я заметил, что количество крови находится в обратной пропорции к величине испрашиваемой суммы и достигает максиума, когда сын просит:

      – Папа, дайте десять копеек.

      – На трамвай?

      – На трамвай.

      Происходит то же священнодействие у ящика, и на стол выкладывается два пятака. Сын, краснея, зажимает их в кулаке, говорит «спасибо» и уходит.

      Однажды сын попросил не десять копеек, а двадцать и объяснил, что вторые десять копеек нужны на трамвай для Нади.

      Николай Николаевич двинулся было к шкафику и опустил руку в карман за ключами, но вдруг остановился и обратился к сыну:

      – Нехорошо, Толя, что ты за сестру просишь. Имеет же она язык?

      У Толи прилив крови достиг предела раньше конца операции.

      – Она уроки учит.

      – Нет, Толя, это нехорошо. Нужны ей деньги, можно сказать. А то выходит, ты какой-то кассир. К чему это? Может, тебе кошелек купить, будешь деньги держать? Это никуда не годится. Другое дело: будешь зарабатывать. Вот тебе десять копеек, а Надя и сама может сказать.

      Через пять минут Надя стала на пороге комнаты, и уши у нее уже пламенели до отказа. Она не сразу выговорила ходатайство, а сначала соорудила довольно неудачную улыбку. Николай Николаевич с укором посмотрел на нее, и улыбка моментально трансформировалась в дополнительную порцию смущения: у Нади даже и глаза покраснели.

      – Папа, дайте на трамвай.

      Николай Николаевич не задал никаких вопросов. Я ожидал, что он вынет из кармана заранее заготовленные десять копеек и отдаст Наде. Нет, он снова направился к шкафику, снова достал из