Большая книга ужасов 2015. Анна Воронова

него смотреть?!

      Совсем маленький шажок…

      Еще шажок…

      «Кто это, кто это, кто?!» – билось в голове, попадая в такт тревожному, пугливому сердцу.

      Вдруг она его знает?

      Дряхлая коммуналка на третьем – рассадник привиденческих старушек и пьяниц. Может, он оттуда? Там таких молодых нету… А художник на четвертом, у него вечно зависала громкая и яркая богема? Творческие гости, бывало, шумно спускались сверху, конкурируя с опухшим дядей Витей и Петровичем из коммуналки.

      Может, он оттуда?

      Она шагнула к телу, полная жути и болезненного любопытства. Хотелось заглянуть… заглянуть ему в лицо. Пока она видела только темные короткие волосы на затылке, да кусочек уха, да кровь…

      …мама, куда она лезет…

      А вдруг это сосед с пятого? И она его узнает?!

      Гулко всхлипнула, открываясь, дверь подъезда.

      Ника вздрогнула, а в коридор шагнул кто-то темный, длинный, в черном плаще с капюшоном.

      – Помогите! – облегченно качнулась к нему Ника. – Человеку плохо! Надо что-то сделать, я не знаю, в «Скорую» позвонить, да? Или в полицию? Надо посмотреть – а… а… а вдруг он еще жив, а?

      Плащ неторопливо колыхнулся, капюшон упал.

      На Нику уставился огромный лошадиный череп. Время сгустилось, замерзло, остекленело. Ника таращилась на огромные желтые зубы, на темные дыры ноздрей, клочки бурой рваной кожи на облезлых щеках. В глазницах стояла тьма, и эта тьма как-то… шевелилась.

      – Похоже, он умер, девочка моя, – вкрадчиво шепнул голос у нее в голове. – Ты хочешь, чтобы я позвонил ему прямо в могилу?

      Ника шарахнулась в угол и увидела наконец лицо упавшего. Под щекой чернела кровь, лоб рябил присохшими брызгами, а глаза смотрели мимо нее. Упавший улыбался.

      Ника прыгнула к двери и выбежала на улицу.

      И бежала, бежала, бежала, пока в ее мире не кончился свет.

* * *

      Тишка отложила книгу, прислушалась к негромким голосам родителей в большой комнате. Несомненно, они ссорились. Вежливо, сдержанно и непримиримо.

      Книга была интересной, про древний Новгород. Совсем рядом с Питером, два часа на автобусе, испокон веков процветала древнейшая северная культура. Торговля, буйное вече, берестяные грамоты, драки на мосту через Волхов, вольница, посадники, языческие боги – Перун с Велесом, Макошь, Семаргл и Хорс, черный змей Юж, русалки, берегини, мавки… Тысячу лет прошло, с одной стороны – колдовство, а читаешь берестяные грамоты – такие же люди, как мы. Может, даже и лучше – гордые, независимые, практичные.

      Про себя Тишка никак не могла сказать, что она гордая и независимая. Про практичность вообще лучше не заикаться.

      За стеной замолчали, и папа, кажется, слегка хлопнул дверью.

      Когда он был на работе, она очень его любила, когда ссорился с мамой – жалела… А вот когда он появлялся рядом – злилась или раздражалась. Любой разговор у них превращался в битву за независимость. Господи, как надоели эти замечания, дерганья, рывки… купил бы ей сразу поводок и намордник, что ли.

      Тут она сама себя оборвала – так нельзя.

      Это все от любви, папа просто хочет как лучше.

      – Кому