Большая книга ужасов 2015. Анна Воронова

человеке, Мариночка, дерево красное растет, а ничего, ходим как-то потихонечку, даже мы, старики, ковыляем. Кис-кис, иди сюда, не бойся! Васька со Штирлицем, оглоеды, поели уже, хулиганы, ох хулиганы, не тронут, иди, иди.

      К миске подкрался невесомый черный котенок, особо пугливый и настороженный.

      Ника уже пожалела, что остановилась поболтать. Бред же, красные деревья в людях… но вдруг вспомнила картинку из атласа по анатомии. Кровеносная система. Пожалуй, что-то в этом есть. Если подумать, то рисунок сосудов внутри человека и вправду напоминает красное дерево. А сердце – единственное созревшее яблоко.

      Трехцветная полосатая кошка потерлась о ее ноги, села рядом.

      – А любят тебя кошки-то, Мариночка.

      – Так у меня свой зверь дома, она, наверно, чует, – Ника улыбнулась. – Смешно. А в кошках тоже красные деревья растут? На деревья-то не тянут, мелкие.

      – А в кошках, деточка, вообще крови нету. В них лунный свет протекает, так-то. Беги, беги, вижу, торопишься ты.

      – А! Да… До свиданья.

      – И тебе посчастливу.

      Ника вошла в старый гулкий подъезд, переполненный запахами затхлых подмокших труб, штукатурки, чужих ужинов. И кошек. В подъезде пахло кошками, чего уж там. Маргарита Павловна их не только на улице привечала.

      Ника быстро скользнула вверх по лестнице, гибко перешагивая сразу через две ступеньки. На поворотах она помогала себе, цепляясь за чугунные тяжелые перила. Ей с самого детства казалось, что изгибы перил напоминают головы драконов. Поэтому она всегда бралась за них настороженно, готовая в любую минуту отдернуть руку. Но перила притворялись смирными.

      Подъезд тяжело хмурился, желтые слабые лампочки мрачно мерцали в недосягаемой высоте дореволюционных потолков. Сверху сыпались какие-то хлопья – то ли штукатурка, то ли паутина, то ли крылья невинно замученных призраков. Окна, замазанные краской, пропускали не свет, а сумрак.

* * *

      Питер, говорят, город благородных линий и строгой геометрии, а вот Москва – большая деревня, огромное гнездо двуглавой курицы. Питер же – черный квадрат Малевича, царство прямых углов, столица призраков.

      «Невы державное теченье, береговой ее гранит…»

      Не верьте.

      Никогда не верьте путеводителям.

      Город надо вдохнуть и выдохнуть, попробовать на вкус, побродить по его каменной груди. Подержать его за руки, за гранитные лапы – и только тогда станет ясно: прямой он или кривой, ангельский или адский.

      Если, к примеру, свернуть на Лиговку, а оттуда взять вправо и углубиться в самую середину обшарпанных старых кварталов за Невским… Или выйти на Садовой и двинуть вдоль трамвайных рельсов, заглядывая по пути во все низкие арки… Или запутаться в переулках за Казанским – вот тогда вокруг вырастет настоящий Питер.

      Он сумрачный и тяжелый.

      Он медленно откроет узкие северные глаза и глянет на вас сквозь решетки, которыми теперь перекрыты его бесчисленные подворотни.

      Раньше центр можно было пройти подворотнями насквозь,