Уроборос. Екатерина Хаккет

всё изменил один несчастный случай, после которого моя мать стала инвалидом. Мне тогда было всего тринадцать лет, совсем мальчишка, но весь груз ответственности, свалившийся на плечи, я ощутил очень сильно. Нет, Виолу Дайм не парализовало, она не стала умственно отсталой или ещё чем-то пострашнее – у неё просто появились огромные проблемы с левой ногой, которые моментально перечеркнули её карьеру танцовщицы в самом престижном городском театре и сделали из неё беспомощную домохозяйку, которую не решались брать на хорошую работу. Она любила петь и танцевать и, естественно, получила должное образование, ещё в детстве совместив для себя хобби и учебу (что в конечном итоге вышло для неё боком). А теперь она работала «два через два» в местной частной фирме за компьютером и отвечала на звонки недовольных клиентов. Работа её угнетала. Платили мало, а искать что-то новое она считала бессмысленным – на нас висели два огромных кредита (помимо надобности оплаты за дом и другие коммунальные услуги), да и моей матери на сегодняшний день было уже 46 лет (особо не побегаешь).

      Раньше Виола Дайм всё делала для меня, а теперь я был обязан отплатить ей той же монетой и сделать её счастливой. И именно по причине неоплаченного долга и ради сохранения чувства собственного достоинства днем я работал у прилавка с попкорном в кинотеатре (после несчастного случая денег на мое образование так и не хватило), постоянно брал «халтурку» у своего знакомого курьера, доставщика горячей пиццы, и вечерами, если оставались силы, брал в руки гитару и играл в людных местах, дабы хоть что-нибудь заработать себе в карман, помимо своего оклада.

      Когда с нами жила Джиллиан, всем было легче. Она всегда могла поддержать меня, ободрить, не оставляла одного, помогала матери по дому и с выплатой кредитов (по собственной воле), а потом в ней что-то переменилось, сломалось, и в один прекрасный день она вернула мне ключи от дома и ушла, даже толком не объяснив причины.

      Я ненавидел себя за то, что дал ей так просто уйти.

      Старые ступени под ногами предательски заскрипели, выдавая мое местоположение, и тут за моей спиной с треском распахнулась дверь в мамину спальню, откуда в одной ночнушке с тростью в руке выхромала сама Виола Дайм.

      – Не ходи туда, Винни, я тоже слышала это, – прошептала она одними губами, выдержав на мне свой безумно-испуганный взгляд голубоватых сонных глаз.

      Я сначала ничего не понял. Как она могла позвать меня с кухни, если сама только-только проснулась? Но потом меня как током дернуло, прогоняя все остатки сна. Я словно одеревенел, прирос к тем самым ступеням, вцепившись в лакированный поручень, с ужасом оглядывая мать.

      Наступившую тишину разряжал лишь сумасшедший стук моего сердца. Я смотрел на седовласую Виолу Дайм и в то же время как сквозь неё, не очень осознавая, что происходит – тело впало в настоящий ступор – её страх передавался мне через воздух.

      Голос псевдоматери с первого этажа снова ударился о мои барабанные перепонки с такой же доброжелательной фальшью:

      – Почему